надобится гипотеза, то, избравъ наиболѣе распространенную и вѣроятную, отмѣтить ее вездѣ не какъ достовѣрный фактъ, а какъ гипотезу. При всемъ этомъ мы полагали опираться на собственное сознаніе нашихъ читателей—ultimum argumentum въ психологіи, передъ которымъ безсильны всякіе авторитеты, хотя бы они были озаглавлены громкими именами Аристотеля, Декарта, Бэкона, Локка. Изъ психическихъ явленій мы полагали остановиться преимущественно на тѣхъ, которыя имѣютъ большее значеніе для педагога, прибавить тѣ изъ физіологическихъ фактовъ, которые необходимы для уясненія психическихъ; словомъ, мы тогда еще задумали и начали подготовлять „Педагогическую Антропологію“. Мы думали кончить этотъ трудъ года въ два, но, отрываемые отъ нашихъ занятій различными обстоятельствами, только теперь выпускаемъ въ свѣтъ первый томъ, и то далеко не въ томъ видѣ, который бы удовлетворялъ насъ. Но что же дѣлать? Можетъ быть, если бы мы снова принялись его исправлять и перерабатывать, то никогда бы и не издали. Всякій даетъ, что можетъ дать по своимъ силамъ и по своимъ обстоятельствамъ. Впрочемъ, мы разсчитываемъ на снисходительность читателя, если онъ вспомнитъ, что это первый трудъ въ такомъ родѣ—первая попытка не только въ нашей, но и въ общей литературѣ, но крайней мѣрѣ, насколько она намъ извѣстна; а первый блинъ всегда бываетъ комомъ; но безъ перваго не будетъ второго.
Правда, Гербартъ, а потомъ Венеке пытались уже вывести педагогическую теорію прямо изъ психологическихъ основаній; но этимъ основаніемъ были ихъ собственныя теоріи, а не психологическіе несомнѣнные факты, добытые всѣми теоріями. Педагогики Гербарта и Бенеке—скорѣе добавленія къ ихъ психологіи и метафизикѣ, и мы увидимъ, къ какимъ натяжкамъ часто велъ такой образъ дѣйствія. Мы же задали себѣ задачу, безъ всякой предвзятой теоріи, насколько возможно точнѣе изучить тѣ психическія явленія, которыя имѣютъ наибольшее значеніе для педагогической дѣятельности. Другой недостатокъ въ педагогическихъ приложеніяхъ Гербарта и Бенеке тотъ, что они совершенно почти выпустили изъ виду явленія физіологическія, которыхъ, по ихъ тѣсной, неразрывной связи съ явленіями психическими, выпустить невозможно. Мы же безразлично пользовались какъ психическимъ самонаблюденіемъ, такъ и физіологическими наблюденіями, имѣя въ виду одно—объяснить, сколь возможно,
