Взглянувъ на человѣка, мы ощущаемъ, что гдѣ-то и когда-то уже видѣли это самое лицо; но гдѣ, когда, при какихъ обстоятельствахъ, рѣшительно ничего не помнимъ. Въ такомъ воспоминаніи нѣтъ ничего, кромѣ самаго ощущенія воспоминанія, или, по принятому нами объясненію, ощущенія той относительной легкости, съ которою нервная система повторяетъ впечатлѣнія, уже разъ воспроизведенныя ею: она дрожитъ, такъ сказать, по старымъ складкамъ. Вотъ почему удачное воспоминаніе, независимо отъ своего содержанія, есть дѣйствіе пріятное, какъ легкое, привычное дѣйствіе. Можетъ быть, вдумавшись въ содержаніе воспоминанія, мы будемъ огорчены имъ; но первое сердечное движеніе, прежде чѣмъ мы сознаемъ содержаніе воспоминанія, есть движеніе удовольствія. Это можетъ замѣтить всякій въ самомъ себѣ и даже на лицѣ того, кто вспоминаетъ.
29. Если ощущеніемъ можно назвать чтеніе душою по какой-то таинственной азбукѣ состояній нервнаго организма, вибрирующаго подъ вліяніемъ внѣшняго міра, то воспоминаніемъ можно назвать чтеніе душою по той же таинственной азбукѣ слѣдовъ прежнихъ вибрацій въ той же нервной системѣ. Но какъ отыскиваетъ душа въ нервной системѣ тѣ слѣды, которые ей нужны? Если она ихъ ищетъ, то не должна ли она сама ихъ помнить, независимо отъ нервной системы? Положимъ, что нервная система есть именно тотъ гардеробный шкафъ, куда складываются платья нашихъ идей; но все же хозяйка должна помнить, что она туда положила, уже не для того только, чтобы найти то, что ей нужно, что можетъ случиться и часто случается наудачу, но даже и для того, чтобъ начать свои поиски. Слѣдовательно, независимо отъ нервной памяти, душа, по крайней мѣрѣ, человѣческая душа, должна имѣть свою особую память — память идей, для которыхъ она отыскиваетъ въ своей нервной памяти бывшія ихъ одежды: формы, краски, звуки, мускульныя движенія. Какъ бы ни объясняла физіологія явленій нервной памяти, она никогда не объяснитъ явленій памяти духовной, памяти идей, для которыхъ мы иногда долго ищемъ ихъ тѣлесныхъ одеждъ. Стоитъ только внимательно и безпристрастно анализировать совершающіеся въ насъ ежеминутно акты воспоминанія, чтобы убѣдиться совершенно, что здѣсь дѣйствуютъ не одинъ, а два агента: нервная система, со своею способностью привычекъ, и душа, со своею способностью развитія, т. е. сохраненія слѣдовъ идей. Этого намека уже достаточно, чтобы понять, почему въ
же это?), выходитъ навстрѣчу (откуда?) внутренно произведенное представленіе. Если же впечатлѣніе ново, то оно возбуждаетъ духовное безпокойство».
Взглянув на человека, мы ощущаем, что где-то и когда-то уже видели это самое лицо; но где, когда, при каких обстоятельствах, решительно ничего не помним. В таком воспоминании нет ничего, кроме самого ощущения воспоминания, или, по принятому нами объяснению, ощущения той относительной легкости, с которою нервная система повторяет впечатления, уже раз воспроизведенные ею: она дрожит, так сказать, по старым складкам. Вот почему удачное воспоминание, независимо от своего содержания, есть действие приятное как легкое, привычное действие. Может быть, вдумавшись в содержание воспоминания, мы будем огорчены им; но первое сердечное движение, прежде чем мы сознаем содержание воспоминания, есть движение удовольствия. Это может заметить всякий в самом себе и даже на лице того, кто вспоминает.
29. Если ощущением можно назвать чтение душою по какой-то таинственной азбуке состояний нервного организма, вибрирующего под влиянием внешнего мира, то воспоминанием можно назвать чтение душою по той же таинственной азбуке следов прежних вибраций в той же нервной системе. Но как отыскивает душа в нервной системе те следы, которые ей нужны? Если она их ищет, то не должна ли она сама их помнить, независимо от нервной системы? Положим, что нервная система есть именно тот гардеробный шкаф, куда складываются платья наших идей; но все же хозяйка должна помнить, что она туда положила, уже не для того только, чтобы найти то, что ей нужно, что может случиться и часто случается наудачу, но даже и для того, чтоб начать свои поиски. Следовательно, независимо от нервной памяти, душа, по крайней мере, человеческая душа, должна иметь свою особую память — память идей, для которых она отыскивает в своей нервной памяти бывшие их одежды: формы, краски, звуки, мускульные движения. Как бы ни объясняла физиология явлений нервной памяти, она никогда не объяснит явлений памяти духовной, памяти идей, для которых мы иногда долго ищем их телесных одежд. Стоит только внимательно и беспристрастно анализировать совершающиеся в нас ежеминутно акты воспоминания, чтобы убедиться совершенно, что здесь действуют не один, а два агента: нервная система, со своею способностью привычек, и душа, со своею способностью развития, то есть сохранения следов идей. Этого намека уже достаточно, чтобы понять, почему в
же это?), выходит навстречу (откуда?) внутренне произведенное представление. Если же впечатление ново, то оно возбуждает духовное беспокойство».
