нымъ. Еще болѣе фактовъ подобнаго рода приводитъ Дарвинъ въ своемъ сочиненіи, получившемъ извѣстность и между русскими читателями[1]. Дарвинъ проводитъ эту наслѣдственность, быть можетъ, уже слишкомъ далеко и старается объяснить ею вполнѣ даже инстинкты насѣкомыхъ[2], хотя и самъ сознаетъ невозможность полнаго доказательства этой мысли.
2. Непроизвольныя и чисто безсознательныя дѣйствія наши, подъ вліяніемъ глубоко вкоренившейся въ насъ привычки, имѣютъ такъ много сходнаго съ дѣйствіями животныхъ подъ вліяніемъ инстинкта, что Ридъ въ правѣ былъ сказать: «привычка отличается отъ инстинкта не по своей сущности, а только по своему происхожденію: первая пріобрѣтается, вторая дается отъ природы»[3]. Но если мы примемъ во вниманіе, что и привычка можетъ передаваться наслѣдственно, тогда уничтожается и эта послѣдняя возможность отличать привычку отъ инстинкта. Здѣсь сама собою рождается мысль, нельзя ли всѣхъ инстинктовъ — этого камня преткновенія для физіологіи и психологіи — объяснить наслѣдственностью привычекъ? По крайней мѣрѣ, при нынѣшнемъ состояніи науки, намъ кажется это совершенно невозможнымъ. Что привычка, укоренившись въ наслѣдственную особенность, сливается съ природнымъ инстинктомъ, видоизмѣняетъ его и служитъ къ его дальнѣйшему развитію, — это, послѣ Дарвина, можно считать доказаннымъ фактомъ. Изъ книги его мы выносимъ полное убѣжденіе, что подъ вліяніемъ образа жизни, обращающагося въ привычку, инстинкты животныхъ дѣйствительно могутъ видоизмѣняться мало-по-малу, въ теченіе мноихъ поколѣній, все болѣе и болѣе приспособляясь къ новымъ условіямъ жизни — но и только. Утверждать же вмѣстѣ съ Дарвиномъ, или, лучше, съ поклонниками его новой системы, идущими иногда дальше самого автора, что всѣ инстинкты образовались изъ этихъ наслѣдственно передаваемыхъ приспособленій и привычекъ — мы не имѣемъ никакого права, не выходя изъ области науки, основанной на фактахъ, въ область фантазій, основанныхъ на отдаленныхъ догадкахъ. Признавая существованіе привычекъ у животныхъ, признавая возможность наслѣдственности этихъ привычекъ и видоизмѣненія инстинктовъ подъ ихъ вліяніемъ, мы, тѣмъ не менѣе, не видимъ въ настоящее время никакой возможности обойтись безъ прежней гипотезы о врожденности первоначальныхъ инстинктовъ, точно такъ же, какъ и безъ
- ↑ О происхожденіи видовъ, соч. Чарльза Дарвина, перев. Рачинскаго.
- ↑ Ibid., стр. 170.
- ↑ Works of Read. Vol. I, p. 550.
ным. Еще более фактов подобного рода приводит Дарвин в своем сочинении, получившем известность и между русскими читателями[1]. Дарвин проводит эту наследственность, быть может, уже слишком далеко и старается объяснить ею вполне даже инстинкты насекомых[2], хотя и сам сознает невозможность полного доказательства этой мысли.
2. Непроизвольные и чисто бессознательные действия наши под влиянием глубоко вкоренившейся в нас привычки имеют так много сходного с действиями животных под влиянием инстинкта, что Рид вправе был сказать: «Привычка отличается от инстинкта не по своей сущности, а только по своему происхождению: первая приобретается, вторая дается от природы»[3]. Но если мы примем во внимание, что и привычка может передаваться наследственно, тогда уничтожается и эта последняя возможность отличать привычку от инстинкта. Здесь сама собою рождается мысль, нельзя ли всех инстинктов — этого камня преткновения для физиологии и психологии — объяснить наследственностью привычек? По крайней мере, при нынешнем состоянии науки, нам кажется это совершенно невозможным. Что привычка, укоренившись в наследственную особенность, сливается с природным инстинктом, видоизменяет его и служит к его дальнейшему развитию, — это, после Дарвина, можно считать доказанным фактом. Из книги его мы выносим полное убеждение, что под влиянием образа жизни, обращающегося в привычку, инстинкты животных действительно могут видоизменяться мало-помалу, в течение многих поколений, все более и более приспособляясь к новым условиям жизни — но и только. Утверждать же вместе с Дарвином, или, лучше, с поклонниками его новой системы, идущими иногда дальше самого автора, что все инстинкты образовались из этих наследственно передаваемых приспособлений и привычек — мы не имеем никакого права, не выходя из области науки, основанной на фактах, в область фантазий, основанных на отдаленных догадках. Признавая существование привычек у животных, признавая возможность наследственности этих привычек и видоизменения инстинктов под их влиянием, мы тем не менее не видим в настоящее время никакой возможности обойтись без прежней гипотезы о врожденности первоначальных инстинктов, точно так же, как и без
