Такую кашу заварили
Чтобъ и хозяинъ самъ бѣжалъ съ двора долой;
И люди травлю тѣмъ рѣшили,
Что свинью наконецъ убили.
30 Охотники тѣ люди были!
Сосѣды въ тяжбу межъ собой;
Непримиримая между сосѣдовъ злоба;
Огнемъ другъ на друга сосѣды дышутъ оба:
Тотъ проситъ на тово за садъ изрытой свой,
35 Другой что свинью затравили,
И первой говорилъ:
Я живъ быть не хочу, чтобъ ты не заплатилъ
Что у меня ты садъ изрылъ.
Другой же говорилъ:
40 Я живъ быть не хочу, чтобъ ты не заплатилъ
Что свинью у меня мою ты затравилъ.
Хоть виноваты оба были,
Но къ статѣ-ль чтобъ они другъ другу уступили;
Нѣтъ, мысль ихъ нетуда:
45 Во чтобъ ни стало имъ, хотятъ искать суда.
И подлинно суда искали,
Пока всѣ животы судьямъ перетаскали.
Не стало ни кола у истцовъ, ни двора;
Тогда судьи имъ говорили:
50 Мы дѣло ваше ужъ рѣшили;
Для пользы вашей и добра
Мириться вамъ пора.
Такую кашу заварили
Чтоб и хозяин сам бежал с двора долой;
И люди травлю тем решили,
Что свинью наконец убили.
30 Охотники те люди были!
Соседы в тяжбу меж собой;
Непримиримая между соседов злоба;
Огнем друг на друга соседы дышут оба:
Тот просит на тово за сад изрытой свой,
35 Другой что свинью затравили,
И первой говорил:
Я жив быть не хочу, чтоб ты не заплатил
Что у меня ты сад изрыл.
Другой же говорил:
40 Я жив быть не хочу, чтоб ты не заплатил
Что свинью у меня мою ты затравил.
Хоть виноваты оба были,
Но кстати ль чтоб они друг другу уступили;
Нет, мысль их нетуда:
45 Во чтоб ни стало им, хотят искать суда.
И подлинно суда искали,
Пока все животы судьям перетаскали.
Не стало ни кола у истцов, ни двора;
Тогда судьи им говорили:
50 Мы дело ваше уж решили;
Для пользы вашей и добра
Мириться вам пора.
