Страница:Фойгт-Рассадин-1.pdf/61

Эта страница была вычитана

мысли о славныхъ подвигахъ древнихъ, затѣмъ проявлавшаяся въ тщеславіи, такъ какъ способностя и возвышенность духа не соотвѣтствовали стремленіямъ. Конечно, и у Колы были минуты благороднаго увлеченія, когда онъ рѣшался трудиться лишь для общаго блага и счастія народовъ. Тогда онъ представлялъ себѣ правленіе, которое охраняетъ добрыхъ и караетъ злыхъ, оказываетъ всѣмъ равную справедливость, попираетъ тирановъ, помогаетъ бѣднымъ, печется о сиротахъ и вдовахъ, покровительствуетъ церквамъ и монастырямъ, обращаетъ заблудшихъ въ церкви, предотвращаетъ несогласія между супругами и нарушеніе святости брака и т.п.[1]. Все это политическія утопіи, подобныя нравственнымъ утопіямъ Петрарки, его понятіямъ о добродѣтели и всесвѣтной мудрости. Но у Колы и сквозь эти мечтанія постоянно проглядываетъ его личность. Онъ окружаетъ себя пѣвцами и поэтами, которые прославляютъ его и его подвиги[2]. Трибунъ тѣшитъ себя лестною мечтою о томъ, какъ римляне и итальянцы любятъ его и удивляются ему, даже предвѣщаетъ безсмертіе своего имени, и часто ему представляется, что великіе міра сего не столько возстаютъ противъ его республики, сколько изъ зависти — противъ его безпредѣльной славы[3]. Точно такъ же, какъ и Петрарка, Кола видитъ въ каждомъ противникѣ поэзіи своего личнаго врага. Петрарка во время своего поэтическаго вѣнчанія въ Капитоліи готовъ былъ отрицать завѣтное свое желаніе и показать видъ, будто обязанъ этою честью одной поэзіи. Такъ же точно и Кола. «Если а согласился быть посвященнымъ въ рыцари, говоритъ онъ, и вѣнчаться трибунскимъ вѣнкомъ, то Богъ да будетъ мнѣ свидѣтелемъ, что я принялъ званіе рыцаря не ради суетной славы. Это я сдѣлалъ лишь для возвеличеніи власти трибуна и прославленія Св. Духа, внушившаго мнѣ и освятившаго своимъ именемъ мое рыцарское служеніе»[4]. Однако, лишенный власти и смиренно умоляя Карла IV о защитѣ и помощи, онъ сознался въ своей гордости, надменности, тщеславіи и честолюбивомъ стремленіи въ блеску, которыми увлекся во дни своего счастья[5], и наконецъ по своей безхарактерности онъ зашелъ такъ же далеко, какъ и Петрарка. Кола начадъ хвалиться именно

  1. Papeneordt, Urk. 11, p. XX и Urk. 18, p. XXXVI.
  2. Vita di Cola, Lib. I, cap. 10.
  3. Papencordt, Urk. 12, p. XXVI. Urk. 13 p. XXXV: quamquam multi preeminentes, in mundo illam (famam mei nominis gloriosam) extinguere sitiant ob invidiam et timorem ne videlicet nomen meum gratum in Italia atque clarum nomen eorum obaeurum faciet et neglectum.
  4. Тамъ-же. Urk. 11, p. XXII.
  5. Тамъ-же. Urk. 12, p. XXVI.