кичливый и безтолковый богословъ. Почему Петрарка не поехалъ съ нимъ? вѣдь онъ былъ человѣкъ свободный. Говоря о Барлаало, Петрарка выражается какъ то странно, будто долженъ извиняться въ томъ, что его занятія греческимъ языкомъ не кончились блестящимъ успѣхомъ. Онъ не разъ говоритъ, что смерть отняла у него учителя, однако это случилось уже черезъ пять лѣть послѣ отъѣзда послѣдняго въ Калабрію. Или поэтъ упрекаетъ Барлаамо въ томъ, что онъ былъ чуждъ латинскаго краснорѣчія, и самодовольно прибавляетъ, что грекъ, по собственному его признанію, самъ немало научился ему у своего ученика. Но это было безразлично для преподаванія греческаго языка, которое было нужно. Однако Боккачіо, по дѣтски усердствовавшій къ ученью, хвалилъ того же Барлаамо, какъ человѣка весьма ученаго. Конечно, для вѣнчаннаго поэта было не малою нравственною пыткою опять войти въ роль ученика. Разумѣется, это ему стоило бы многихъ усилій и жертвъ, пока онъ станетъ понимать произведенія гелленовъ и наслаждаться ими, или удостоится тѣхъ лавровъ, которые такъ быстро и легко выпали на его долю въ другой области. Поэтому вся заслуга его ограничивается любовью къ дѣлу и благороднымъ стремленіемъ, а энергическій трудъ онъ предоставилъ другимъ.
Новый толчокъ данъ былъ Петраркѣ въ 1353 г. Николаемъ Сигеросомъ, преторомъ Романьи, который пріѣхалъ въ Авиньонъ также для переговоровъ о возсоединеніи греческой церкви съ римскою. И его побуждалъ Петрарка поискать въ Византіи потерянныхъ сочиненій Цицерона. Онъ не получидъ ихъ, но Сигеросъ прислалъ ему въ подаровъ экземпляръ Гомеровыхъ поэмъ. Не смотря на церковный расколъ, на ненависть, укоренившуюся вѣками, Востокъ и Западъ дружески протягивали здѣсь руки другъ другу, и связующимъ звеномъ является прославленный пѣвецъ Иліона. Въ то же время онъ былъ какъ бы первый бѣглецъ, искавшій покровительства на западѣ отъ варварства, угрожавшаго со стороны турокъ, и хотя не ангелы перенесли его туда, какъ домикъ Богородицы въ Лорето, однако Петрарка принялъ его съ такимъ же благоговѣніемъ. Этотъ отдѣльный случай является началомъ и образцомъ литературныхъ переселеній, имѣвшихъ неисчислимыя послѣдствія. Когда гелленской литературѣ угрожала такая же гибель, какъ и византійской имперіи, то она стала искать и нашла въ Италіи отрадный пріютъ и новую будущность. Петрарка съ своимъ Гомеромъ въ рукахъ, котораго едва умѣлъ читать, сдѣлался самымъ усерднымъ наставникомъ греческаго языка. Онъ съ восторгомъ смотрѣлъ на эту книгу, обнималъ ее и зналъ только одно,
