его переполнены общими мѣстами, заимствованными у классиковъ, письма многорѣчивы и растянуты. Наконецъ, тоже и въ сожалѣнія и желанія спасти прославленное имя, сваливали всю вину на общее отсутствіе вкуса и варварство той эпохи и лишь по добродушію оставили за Петраркою малую долю той славы, какую признавали за нимъ его послѣдователи. Такія сужденія мы встрѣчаемъ уже въ началѣ XV в., съ тѣхъ поръ какъ начала пріобрѣтать господство чисто Цицероновская рѣчь[1].
Но если мы будемь искать въ слогѣ отраженія личности и измѣрять его достоинства не эстетическимъ наслажденіемъ, доставляемымъ намъ, а тѣмъ впечатлѣніемъ, какое онъ, а благодаря ему и самая личность автора производили даже на послѣдующія поколѣнія, то въ этомъ случаѣ Петрарка — первый писатель новаго времени, владѣвшій вообще слогомъ. Онъ писалъ такъ же свободно, какъ говоритъ, разсказываетъ и бесѣдуетъ человѣкъ энергичный и возбужденный. Человѣкъ съ схоластическимъ направленіемъ, хорошо обученный и дисциплинированный, идетъ по указкѣ логики. Но Петрарка отбросилъ эту указку, и слово у него стало опять непосредственнымъ выраженіемъ мысли и чувства. Онъ хочетъ излагать свои мысди свободно и быть не только подезнымъ своему вѣку и поучать другихъ, но писать для того, чтобъ облегчить свой умъ отъ полноты мыслей, которыя просятся на бумагу. Онъ не хочетъ бытъ прежде всего человѣкомъ, а потомъ писателемъ; напротивъ, для него писательство и жизнь тождественны[2]. Всѣ его сочияенія, а въ особенности письма прежде всего имѣли значеніе и были полезны для него самаго. То, что называли растянутостью и многорѣчіемъ, есть напротивъ веселая говорливость ребенка, который насдаждается только умѣньемъ говорить, стоившимъ такого труда; его какъ бы инстинктивная сила влечетъ къ постоявному упражненію въ немъ. Его заставляетъ высказаться обиліе новыхъ воззрѣній и свѣдѣній въ связи съ радостнымъ сознаніемъ, что ему такъ легко выражаться. Тутъ получаетъ свое право каждая мысль, т. е. случайная операція ума, которую отвергъ бы схоластическій догматизмъ. Когда Петрарка хочетъ разсказать кардиналу Колоннѣ, съ какими мыслями онъ ходилъ по Риму, то при
- ↑ Мы еще упомянемъ объ нѣкоторыхъ еще болѣе раннихъ сужденіяхъ подобнаго рода въ третьей книгѣ. Они повторяются въ такой же формѣ и въ новѣйшихъ исторіяхъ литературы. Ср. напр. Tiraboschi, Т. V. р. 820, гдѣ противовѣсомъ должны служить нужныя для знанія того времени infinite notizie и чистосердечіе Петрарки!
- ↑ Epist. de reb. famil. VI. 4. Praefat. in epistt. famil. p. 26: Scribendi enim mihi vivendique unus finis erit.
