эта поэзія предлагала міру неразрѣшимыя загадки и щеголяла этою таинственностью. Относительно другихъ эклогъ мы слышимъ отъ Боккачіо, что въ нихъ поэтъ подъ формою пастушескихъ разговоровъ воспѣвалъ хвалу истинному Богу и св. Троицѣ, а также выражалъ и Божій гнѣвъ за дурное управленіе кораблемъ св. Петра[1]. Теперь мы довольно легко понимаемъ намеки на Авиньонъ, на его папъ и кардиналовъ, аллегорическое значеніе пастуха и стада и т. п. Слѣдовательно, эти тайны не что иное, какъ тѣ самыя мысли, которыя Петрарка несчетное число разъ выражалъ ясвымъ, простымъ языкомъ. Но если мы захотимъ приложить это мѣрило къ его Африкѣ, то должны будемъ сознаться въ нашемъ полномъ непониманіи ея. Гораздо легче открыть эту символику въ Rime Петрарки, и еще одинъ изъ друзей его высказалъ такое мнѣніе, что подъ воспѣваемой въ нихъ Лаурою слѣдуетъ разумѣть лавръ, а подъ нимъ стремленіе къ славѣ поэта. Касательно «Торжествъ» извѣстно, что Петраркѣ пожелалось наполнить ихъ таинственными намеками. Только здѣсь намеки эти не такъ символичны, какъ у Данта, съ которымъ онъ, быть можетъ, хотѣлъ соперничать. Это скорѣе загадки, которыя безъ труда можно разгадать съ помощью классической учености и нѣкотораго остроуміа.
«Поэты,» говоритъ въ одномъ мѣстѣ Петрарка, «стали уже рѣдки, но еше рѣже ораторы»[2]. Подъ краснорѣчіемъ онъ разумѣетъ не столько искусство дѣйствовать на форумѣ устнымъ словомъ, сколько вообще способность придавать своимъ мыслямъ бо́льшую силу и увлекательность искусственною формою, слѣдовательно — краснорѣчіе въ обширномъ смыслѣ. По его мнѣнію, его трактаты и письма имѣютъ такое же право на безсмертіе, какъ и поэмы, и прозою онъ заслужилъ тоже лавровый вѣнокъ. Дѣйствительно, Петрарка перенесъ это краснорѣчіе изъ древняго міра въ современную ему эпоху и сдѣлался отцемъ его въ новомъ мірѣ.
Находили весьма забавными и то самодовольство, съ какимъ Петрарка обыкновенно говоритъ о своемъ слогѣ, и похвалы, расточавшіяся ему друзьями по этому поводу; находили, что недостаточно оцѣнены заслуги позднѣйшаго времени. Нападали на латынь Петрарки, доказывая, что въ ней еще много грамматическихъ ошибокъ и варваризмовъ, построеніе предложеній часто темно и неуклюже, а самая рѣчь то испещрена архаизмами, то лишена изящества, трактаты
