Это произведеніе, украшенное аллеторическими образами, посвящено старому королю Неаполитанскому Роберту, который въ немъ прославляется. Самъ поэтъ, Христосъ, Святой Духъ и разныя аллегорическія и миѳологическія существа убѣждаютъ его помочь униженному Риму и побудить папу вернуться въ него. Языкъ стихотворенія вычуренъ и темемъ, латынь варварская, гекзаметры плохіе, большею частію риѳмованные, въ подражаніе средневѣковой безвкусицѣ, ивсюду преобладаетъ схоластическая ученость. Но авторъ ищетъ поэтическихъ красотъ уже въ аллегорическихъ олицетвореніяхъ. Однако есть и слѣды подражанія Виргилію. Поэма не лишена сентиментальнаго оттѣнка. Въ ней напр. является скорбный Римъ въ чернонъ одѣяніи, съ растерзанной грудью и напоминаетъ о своихъ разрушающихся храмахъ. Поэтъ выводитъ и Италію въ изорванной одеждѣ, съ растрепанными волосами. Онъ съ грустью вспоминаетъ о герояхъ древнихъ временъ, о Фабіяхъ, Брутахъ, Коклесахъ, Деціяхъ и Сципіонахъ и сравниваетъ съ ними тотъ жалкій людъ, который населяетъ современный ему Римъ. Это уже не школьный учитель, обучающій изъ года въ годъ одно поколѣніе за другииъ. Въ умѣ подобнаго человѣка могли таиться возбуждающія силы. Конечно, Петрарка по формѣ быстро и далеко ушелъ впередъ отъ своего учителя, но многіе изъ идей старика, навѣрное, запечатлѣлись въ его умѣ.
У отца Петрарки было нѣсколько сочиненій Цицерона, къ которымъ онъ относился съ уваженіемъ, впрочемъ больше съ юридической точки зрѣнія. Они попали въ руки мальчику раньше, чѣмъ онъ могъ судить объ ихъ содержаніи и значеніи, и въ то время, какъ товарищи его дѣтскихъ игръ мучились надъ грамматикой и баснями Эзопа, онъ уже наслаждался величавымъ теченіемъ и благозвучіемъ латинскихъ фразъ. Чѣмъ больше научался онъ ихъ понинать, тѣмъ болѣе казалось ему, что языкъ Цицерона превосходитъ все остальное[1]. Слухъ его, чутье звука и ритма — вотъ тѣ средства, съ
въ приведенныхъ Мегусомъ стихахъ называетъ себя terrigena Prati, и городъ Прато проситъ за него въ сдѣдующихъ словахъ: Supplico рro nаtо, qui regia саrmіnа cudit etc. МѢстомъ смерти Конвеневоле было также Прато, такъ какъ тамъ сограждане удостоили его торжественныхъ похоронъ и лавроваго вѣнка и просили Петрарку написать эпітафію. Что же касается до того, что воспоминанія старика Петрарки хронологически неясны и что онъ не зналъ этого стихотвореніа, то это не должно казаться страннымъ. Едвали однако тогда былъ другой латинскій поэтъ, который родился бы и умеръ въ Прато. Мнѣ кажется, что за этого учителя говоритъ и сходство его главныхъ мыслей съ петрарковскими.
- ↑ Sola me verborum dulcedo quaedam et sonoritas detinebat, ut quicquid aliud vel legerem vel audirem, raucum mihi longeque dissonum videretur.
