Цицерона или Саллюстія. Онъ еще не чувствуетъ варваризмовъ средневѣковой латыни и, не задумываясь, смѣшиваетъ ихъ съ классическими оборотами и образами. Для него не кажется безвкусіемъ написать три книги своего большаго историческаго сочиненія героическимъ размѣромъ и наполнить ихъ античными и миѳологическими намеками. Искусство повѣствованія онъ ищетъ въ техническихъ выраженіяхъ, заимствованныхъ изъ государственнаго строя древняго Рима, въ патетически-высокопарныхъ рѣчахъ, въ различныхъ поэтическихъ украшеніяхъ. Онъ остается замѣчательнымъ явленіемъ, какъ самоучка, но какъ писатель, онъ не выработалъ себѣ индивидуальности.
[Феррето изъ Виченцы]
Непосредственно къ Муссато примыкаетъ Феррето Виченцскій. Послѣдній близко стоялъ къ нему также и по времени своей жизни: такъ, въ молодыхъ годахъ онъ посвятилъ ему стихи, написанные по поводу смерти другаго виченцскаго поэта, Бенвенуто Кампезано, которому Феррето предсказывалъ вѣчную славу, хотя, сколько мы знаемъ, теперь онъ продолжаетъ жить только въ словахъ своего друга Феррето. И этотъ послѣдній, кажется, дарилъ въ изобиліи стихи міру, большинство которыхъ подобно муссатовскимъ были забыты. Онъ воспѣлъ въ гекзаметрахъ смерть Данта, но не прочь былъ и отъ пріапическихъ затѣй. Прославляя Муссато за то, что онъ «былъ жаденъ до славы», онъ и съ своей стороны не скрываетъ такого же стремленія. Какъ кажется, поэзія была его исключительнымъ занятіемъ[1]; онъ полагалъ,что должно жить какъ жили Виргилій и Горацій. Поэтому ему пришлось горько жаловаться на отсутствіе меценатовъ въ его время, такъ какъ государи, по видимому, вовсе не искали прославленія своего имени въ потомствѣ[2]. Еслибы писатели, думаетъ онъ, помимо надежды на славу, которая теперь является единственнымъ только стимуломъ для нихъ, могли ожидать вознагражденія, то число ихъ значительно бы увеличилось. Съ ироніей замѣчаетъ онъ, что вмѣстѣ съ этимъ, конечно, устранилась бы опасность для историковъ поддѣлывать исторію въ угоду государямъ. Отсюда можно вывести, что его поэма, написанная стилемъ Лукана и Клавдіана, въ герои которой онъ выбралъ Кана Гранде, не удостоилась большаго вниманія со стороны послѣдняго. Онъ не нашелъ никого знатнѣе виченцскаго
- ↑ Предисловіе къ Hist. rerum in Italia gestarum ap. Muratori Scriptt. T. IX p. 941: Nos autem soli Poeticae iugiter intendentes, satis in ea more nostro profecimus etc.
- ↑ Ibid. p. 1051: Neque enim apud principes nostros tanti, est sapientia ut per virutis semitam ambulantes fama se decorari velint. Подобныя же жалобы на стр. 941, 1019, 1119.
Цицерона или Саллюстия. Он еще не чувствует варваризмов средневековой латыни и, не задумываясь, смешивает их с классическими оборотами и образами. Для него не кажется безвкусием написать три книги своего большего исторического сочинения героическим размером и наполнить их античными и мифологическими намеками. Искусство повествования он ищет в технических выражениях, заимствованных из государственного строя древнего Рима, в патетически-высокопарных речах, в различных поэтических украшениях. Он остается замечательным явлением, как самоучка, но как писатель, он не выработал себе индивидуальности.
[Феррето из Виченцы]
Непосредственно к Муссато примыкает Феррето Виченцский. Последний близко стоял к нему также и по времени своей жизни: так, в молодых годах он посвятил ему стихи, написанные по поводу смерти другого виченцского поэта, Бенвенуто Кампезано, которому Феррето предсказывал вечную славу, хотя, сколько мы знаем, теперь он продолжает жить только в словах своего друга Феррето. И этот последний, кажется, дарил в изобилии стихи миру, большинство которых подобно муссатовским были забыты. Он воспел в гекзаметрах смерть Данта, но не прочь был и от приапических затей. Прославляя Муссато за то, что он «был жаден до славы», он и с своей стороны не скрывает такого же стремления. Как кажется, поэзия была его исключительным занятием[1]; он полагал,что должно жить как жили Виргилий и Гораций. Поэтому ему пришлось горько жаловаться на отсутствие меценатов в его время, так как государи, по видимому, вовсе не искали прославления своего имени в потомстве[2]. Если бы писатели, думает он, помимо надежды на славу, которая теперь является единственным только стимулом для них, могли ожидать вознаграждения, то число их значительно бы увеличилось. С иронией замечает он, что вместе с этим, конечно, устранилась бы опасность для историков подделывать историю в угоду государям. Отсюда можно вывести, что его поэма, написанная стилем Лукана и Клавдиана, в герои которой он выбрал Кана Гранде, не удостоилась большего внимания со стороны последнего. Он не нашел никого знатнее виченцского
- ↑ Предисловие к Hist. rerum in Italia gestarum ap. Muratori Scriptt. T. IX p. 941: Nos autem soli Poeticae iugiter intendentes, satis in ea more nostro profecimus etc.
- ↑ Ibid. p. 1051: Neque enim apud principes nostros tanti, est sapientia ut per virutis semitam ambulantes fama se decorari velint. Подобные же жалобы на стр. 941, 1019, 1119.
