3) развитіе другихъ міровъ вполнѣ схоже съ развитіемъ земли.
Изъ всего сказаннаго мы теперь безъ труда можемъ вывести мысль, которой и закончимъ эту главу. Вся философія ясно говоритъ намъ, что все въ мірѣ имѣетъ свои причины существованія, что въ природѣ все устроено цѣлесообразно. Отъ Аристотеля до Бюффона ни одинъ естествоиспытатель не усомнился въ этой истинѣ, которая всѣмъ казалась безусловно неизбѣжной, логической основной мыслью. Если природа усѣяла безпредѣльное пространство мірами, годными для развитія на нихъ жизни, то она сдѣлала это навѣрное не для того, чтобы создать изъ этихъ міровъ вѣчныя пустыни, и всѣ философы признаютъ, что для противоположнаго мнѣнія нѣтъ рѣшительно никакой положительной почвы. Если мы углубимся въ разсужденія, то мы въ концѣ-концовъ придемъ къ вѣчнымъ вопросамъ, издавна занимающимъ философовъ, къ вопросамъ: основано ли существованіе вещей на цѣлесообразности, или же оно не преслѣдуетъ опредѣленной цѣли? Необходимо избрать одно изъ этихъ положеній и на немъ строить свое міросозерцаніе. Безъ этого немыслимы никакія дальнѣйшія изслѣдованія, т. к., глядя на вещи съ разныхъ точекъ зрѣнія, люди непремѣнно придаютъ фактамъ разную оцѣнку и изъ одинаковыхъ посылокъ выводятъ разныя заключенія.
Прежде чѣмъ склониться въ ту или другую сторону рѣшенія даннаго вопроса, предположимъ, что все существованіе вселенной не преслѣдуетъ опредѣленной цѣли. Въ такомъ случаѣ какъ строеніе планетъ, такъ и ихъ взаимоотношеніе должно разсматриваться, какъ случайное, т. к. тѣ преобразованія, благодаря которымъ возникли небесныя тѣла, должны съ такой точки зрѣнія зависѣть отъ случайнаго совпаденія разныхъ условій. Тѣхъ людей, которые склонны во всемъ видѣть случай, и которые причиной всего считаютъ одну міровую матерію, обыкновенно принято называть матеріалистами, къ какой бы философской школѣ они ни принадлежали. Эти своеобразные философы, вѣрящіе только въ то, что доступно ихъ физическимъ чувствамъ, въ основѣ не противорѣчатъ нашему ученію, и это совсѣмъ нетрудно доказать: если все населеніе земли возникло вслѣдствіе случайнаго совпаденія условій, нужныхъ для развитія жизни, то эти условія должны были раньше, такъ сказать, носиться въ безпредѣльномъ пространствѣ вмѣстѣ съ матеріей; они должны были существовать до возникновенія физическаго, осязаемаго міра, при чемъ въ міровомъ пространствѣ уже должны были носиться свѣтовые и тепловые лучи, матерія должна была обладать способностью принимать различные аггрегаты, т.‑е. переходить отъ твердаго состоянія къ жидкому, къ газообразпому и обратно; въ міровомъ пространствѣ должны были носиться тѣ силы, тѣ причины, которыя вызвали образованіе земли. Если все это такъ, то нѣтъ основанія сомнѣваться въ томъ, что эти міровые элементы никогда не оставались недѣятельными, что они должны были образовывать тысячи, милліоны самыхъ разнообразныхъ соединеній, создавать безчисленное количество различныхъ видовъ организованныхъ и неорганизованныхъ тѣлъ.
Ясно, что система матеріалистовъ не противорѣчитъ нашему ученію, хотя она касается исключительно взгляда на прогрессивное развитіе матеріи. Но, несмотря на поддержку, которую мы могли бы найти въ матеріализмѣ, мы не склонны заключать съ нимъ союзъ, т. к. подтвержденіе правильности нашихъ взглядовъ со стороны людей, не способныхъ видѣть въ организаціи вселенной дѣйствія разума, кажется намъ не особенно лестнымъ для нашего ученія.
Рамки нашей работы не позволяютъ углубляться въ вопросъ о бытіи Божіемъ, но все-таки мы считаемъ долгомъ въ нѣсколькихъ словахъ высказать нашъ взглядъ по этому поводу.
Несмотря на утвержденія Лапласа, что „Богъ“ въ построеніи міровой системы является „ненужной гипотезой“, несмотря на Гегеля, Огюста Конта, Литтре и ихъ послѣдователей, несмотря, наконецъ, на матеріалистовъ старой и новой школы, мы ни одной минуты не колеблемся назвать бытіе Божіе единственнымъ основаніемъ, при чемъ наше утвержденіе совершенно не зависитъ ни отъ какого догмата, продиктовано намъ даже не религіознымъ чувствомъ. Признаки этого бытія такъ же многочисленны какъ виды, населяющіе землю.
Мы не можемъ познать сущность Бога, мы безконечно ничтожны передъ Нимъ, но мы на вопросъ о существованіи Всевышняго безъ всякаго колебанія даемъ утвердительный отвѣтъ. Мы можемъ объять его такъ же мало, какъ комаръ можетъ объять солнце; мы не знаемъ, кто Онъ, не знаемъ, каковъ Онъ, какъ Онъ дѣйствуетъ, въ чемъ состоитъ Его всевѣдѣніе и вездѣсущность, мы не знаемъ ничего, ровно ничего, или даже еще больше: мы ничего и не можемъ о немъ знать, потому что мы — тѣнь, а Онъ яркій свѣтъ; мы конечное, а онъ безпредѣльное. Его блескъ слѣпитъ наше слабое зрѣніе, Его бытіе неуловимо для нашего жалкаго разума, Его сущность для насъ непостижима, и никакая наука никогда не поднимается до Его познанія. Бэконъ справедливо сказалъ, что того, кто лишь
