другихъ мірахъ успѣхи математики дошли до предѣловъ, неизвѣстныхъ намъ. Возможно также, что на одинаковыхъ основныхъ принципахъ построены математическія зданія, совершенно не похожія на то, что въ этой области создано нами; что нѣкоторые принципы, отвергнутые нами, найдены вполнѣ примѣнимыми; что изъ нихъ развились новыя ученія, послужившія основой для развитія новыхъ, неизвѣстныхъ намъ методовъ вычисленія. — И развѣ мы сами не приходимъ иногда разными путями къ одной и той же цѣли? Не слѣдуетъ забывать, что каждый разумъ кажется намъ ограниченнымъ, если мы разсматриваемъ его въ опредѣленный моментъ, но что онъ является центромъ какъ бы способнаго къ расширенію шара, въ предѣлахъ котораго его развитіе ничѣмъ не ограничено; не слѣдуетъ забывать, что каждому человѣку свойственны особыя способности пониманія и изобрѣтательности, такъ что одни и тѣ же общіе принципы могутъ послужить основаніемъ для чрезвычайно разнообразныхъ научныхъ зданій.
Разсмотрѣвъ вопросъ о возможныхъ разграниченіяхъ понятія объ истинѣ, мы можемъ повторить уже сказанное выше: абсолютные принципы вѣчныхъ истинъ находятся въ сознаніи каждаго разумнаго существа; эти принципы являются свѣтомъ, озаряющимъ каждаго человѣка во всей вселенной, и въ то же время на нихъ, совмѣстно съ принципами добра и красоты, основало моральное единство всего созданнаго. Свои разсужденія объ истинѣ мы достойно заключимъ, процитировавъ слова, въ которыхъ Боссюе, въ своемъ трудѣ „О познаніи Бога и самого себя“, высказываетъ свои взгляды на истину, и такое заключеніе будетъ тѣмъ болѣе умѣстно, что свои разсужденія о красотѣ закончили знаменательными словами Платона изъ его „Пира“.
Боссюе говоритъ:
„Вѣчныя истины, отраженныя нашими идеями, представляютъ собою предметъ научнаго изслѣдованія. — Если я буду доискиваться, гдѣ и въ чемъ онѣ существуютъ вѣчно и неизмѣнно, то я неизбѣжно долженъ признать бытіе существа, въ которомъ сосредоточены эти вѣчныя истины, и въ которомъ я представляю себѣ ихъ никогда не измѣняющимися; и это высшее существо должно быть самимъ добромъ и должно быть все добро, и отъ него происходитъ добро во всемъ существующемъ и вообще во всемъ, что можно себѣ вообразить, кромѣ него. Такимъ образомъ, я вижу, что въ немъ, непостижимымъ для меня образомъ, соединились всѣ эти вѣчныя истины, что заставляетъ меня обратиться къ этому существу, составляющему одно цѣлое съ вѣчными, не измѣняющимися истинами, и воспріять отъ него его высшій духъ. Это вѣчное бытіе есть Богъ, вѣчный, вѣчно истинный и вѣчно сама истина. Въ этой вѣчности сосредоточены и вѣчныя истины. Тамъ я ихъ вижу и тамъ ихъ видятъ и другіе люди, которымъ доступно познаніе истинъ“.
„Откуда мой духъ воспріялъ это кристально-чистое понятіе объ истинѣ? Откуда онъ позналъ эти неизмѣняющіеся законы, на которыхъ основывается сужденіе; законы, создавшіе всю нашу нравственность; законы, благодаря которымъ человѣкъ уясняетъ себѣ тайны движеній и формъ? Однимъ словомъ, откуда онѣ явились, эти вѣчныя истины, которымъ мнѣ пришлось посвятить такъ много строкъ? Могутъ ли тѣ треугольники, четыреугольники и круги, которые я въ грубыхъ чертахъ набрасываю на бумагу, вызвать въ моей душѣ представленіе о ихъ взаимоотношеніяхъ? Или, быть-можетъ, есть еще другіе, болѣе точные способы ихъ познаванія?.. Есть ли гдѣ-нибудь среди вселенной или внѣ ея треугольники и круги, настолько совершенные по формѣ, что они могли бы идеальнымъ образомъ запечатлѣться въ моемъ духѣ? Есть ли гдѣ-либо среди вселенной мѣсто, откуда мы получаемъ точныя, готовыя понятія о неизмѣняющейся, вѣчной истинѣ? Или, быть-можетъ, опредѣленное представленіе объ истинахъ мой духъ получаетъ непосредственно отъ Бога, разсѣявшаго всюду мѣру, отношенія и самыя истины? Несомнѣнно, что Богъ есть первоисточникъ всего существующаго и всѣхъ мыслей, рождавшихся и рождающихся во вселенной; что онъ есть первородная истина и что все, связаное съ его вѣчной идеей, истинно, что, когда мы его ищемъ, мы ищемъ истину, и что, когда мы находимъ истины, мы находимъ его“.
Все сказанное нами по поводу общаго представленія о красотѣ и истинѣ, свойственныхъ разуму всѣхъ мыслящихъ существъ, въ еще большей степени примѣнимо къ свойственному каждому человѣческому сознанію представленію объ абсолютной идеѣ добра. Впрочемъ, идея добра неразрывно связана съ идеей истины, потому что абсолютное добро есть не что иное, какъ абсолютная моральная истина. Такимъ образомъ все послѣдующее необходимо вытекаетъ изъ предыдущаго, и для насъ уже не представитъ никакого труда доказать, что въ основѣ морали, совершенно такъ же, какъ и въ основѣ всякаго другого ученія, посвященнаго духовнымъ эмоціямъ, лежатъ абсолютные и неизмѣняющіеся принципы.
Какъ мы уже говорили выше, философія ничего не открываетъ и не изобрѣтаетъ, она лишь разъясняетъ существующее и какъ бы собираетъ разсѣянные лучи въ одинъ фокусъ. Че-
