трубачей отсалютовалъ. Не успѣлъ я окончить движенія, какъ адъютантъ Фитингофа Денисьевъ подскакалъ ко мнѣ со словами: „пожалуйте къ начальнику дивизіи“.
Подскакавъ къ генералу и отсалютовавъ, я смотрѣлъ въ его сѣровато-голубые блещущіе раздраженіемъ глаза.
— Поручикъ Фетъ, ви зачѣмъ? нѣтъ, скажите, когда адъютантъ долженъ исполнять заѣздъ?
Продолжая представлять на своемъ сѣромъ Арлекинѣ неподвижную статую, я отвѣчалъ словами устава: „не доѣзжая за сто шаговъ до начальника, адъютантъ взявши подвысь“....
— Ну, видите, ви знаете, зачѣмъ же ви не исполнаете?
— По личному приказанію его пр—ва бригаднаго командира.
— Денисьевъ, позовите... попросите ко мнѣ генерала Пущина.
И когда послѣдній, безобразно корчась, приковылялъ на своей лошадкѣ, Фитингофъ съ замѣтною яростью спросилъ его: „Петръ Павловичъ, когда адъютантъ долженъ заѣзжать? — За двѣсти шаговъ... началъ было переконфуженный Пущинъ.
— Видите, Петръ Павловичъ, ви устава не читаете и не знаете, а все мнѣ тутъ путаете. Поѣзжайте на свое мѣсто, сказалъ мнѣ Фитингофъ.
Бывшій мой эскадронный командиръ Оконоръ неожиданно для всего полка измѣнилъ наконецъ своей полуцыганской холостой жизни, женившись на дочери вдовы полтавской помѣщицы. Когда единственная дочь помѣщицы уѣхала съ мужемъ на дивизіонный кампаментъ въ Новую Прагу, то мать не рѣшилась разстаться съ дорогими ей людьми и жила вмѣстѣ съ Оконорами. Ал. Ал., измѣнившій образъ жизни на болѣе удобный, не бросилъ привычки подтрунить надъ кѣмъ либо и избралъ на этотъ разъ свою тещу ближайшею цѣлью любимой потѣхи.
— Вотъ, говорилъ онъ, я и въ Елизаветградѣ на царскомъ смотру буду, какъ вы, маменька, видите, съ утра на службѣ. Царь насъ всѣхъ, эскадронныхъ командировъ, увидитъ во фронтѣ, а жену мою представлять царю будетъ некому. Такъ ужь это, маменька, ваше дѣло.
