ніе, но при чрезвычайно скромномъ веденіи домашнихъ расходовъ и неусыпныхъ агрономическихъ трудахъ онъ успѣвалъ задерживать многолѣтніе урожаи пшеницы и сборы шерсти до болѣе благопріятныхъ цѣнъ. Разсказывали курьезный анекдотъ между нимъ и бывшимъ его сосѣдомъ Торбою.
По случаю посѣщенія милаго однополчанина Мержанова, (занявшаго впослѣдствіи должность полковаго казначея по выходѣ въ отставку П. В. Кащенки), мнѣ удалось раза два побывать въ имѣніи одного изъ братьевъ Торба. Тутъ же я находилъ и другаго брата съ женою. Оба Торба были весьма любезные люди, между 30-ю и 40 годами, а бѣлокурая хозяйка дома, хотя и не особенно красивая, была очень подвижна и любезна.
Мержановъ объяснилъ мнѣ взаимныя отношенія этихъ лицъ. Старшій Торба съ коротко остриженными волосами и бритымъ подбородкомъ былъ дѣйствительнымъ хозяиномъ дома и мужемъ бѣлокурой дамы; а болѣе подвижной братъ его, съ тщательно расчесанными рыжеватыми бакенбардами, доходившими до пояса, давно успѣлъ продать свою часть имѣнія и увезти въ Одессу жену брата, который не переставалъ быть въ нее влюбленнымъ. Не взирая на такія отношенія, младшій Торба пріѣзжалъ со своей возлюбленной гостить у добродушнаго брата, и когда тотъ, впадая въ уныніе, плакалъ, — трепалъ его по головѣ, приговаривая: „ну что ты дурашка, дурашка, перестань!“
Можно легко представить, до какой степени одесская чета Торба нуждалась въ деньгахъ.
Услыхавши, что Леонтьевъ расторговался со своей пшеницей въ Николаевѣ, Торба на биржевомъ извощикѣ прикатилъ изъ Одессы и, торопливо входя въ обѣденную залу гостинницы, засталъ тамъ за столомъ старика.
— Какъ я радъ, что встрѣчаюсь съ вами, сказалъ онъ Леонтьеву, садясь около послѣдняго: — вы кажется удачно продали весь запасъ вашей пшеницы.
— Да, хорошо продалъ, отвѣчалъ старикъ: а что?
— Да признаться, въ настоящую минуту я нѣсколько стѣсненъ въ своихъ средствахъ и рѣшился обратиться къ вамъ за помощью. Я на всякія съ вашей стороны условія согла-
