волѣ приступать къ разбирательствамъ. Каждое утро въ 8 ч. я отправлялся въ канцелярію, не смотря на то, что Карлъ Ѳед. ежедневно въ 6 ч. утра проходилъ мимо моихъ оконъ, направляясь къ конному лазарету. Поблажая по возможности собственной лѣни, я не только пилъ кофе въ постели, но и принималъ рапортъ караульнаго вахмистра. Этими короткими минутами старались воспользоваться бабы для принесенія жалобъ.
При тогдашней малограмотности полковымъ канцеляріямъ стоило большаго труда образовать хорошихъ писарей. А такъ какъ грамотность у насъ постоянно шла объ руку съ нравственной неблагонадежностью, то понятно, что писаря были наилучшими представителями негодяйства. Штабы высших инстанцій безъ труда брали лучшихъ писарей изъ полковыхъ канцелярій, взамѣнъ которыхъ присылали обратно совершенно отбившихся отъ рукъ. Въ числѣ подобныхъ подарковъ я получилъ изъ инспекторскаго штаба нѣкоего Гаврика, приводившаго меня иногда въ совершенное отчаяніе.
Однажды (къ сожалѣнію это было далеко не однажды, но такъ какъ тема оставалась все та же, то для краткости дозволю себѣ говорить, какъ объ единичномъ случаѣ).
Однажды, когда я еще допивалъ въ постели свой кофей, слуга доложилъ, что пришла съ жалобой какая то дѣвка.
— Какая?
— Да та, что уже раза два приходила. Должно быть съ жалобой на Гаврика.
— Зови.
Отворяется дверь и является дѣйствительно та же особа съ недовольнымъ, далеко некрасивымъ лицомъ, стройная, въ голубоватомъ кубовомъ капотѣ съ коротенькимъ воротничкомъ и съ громаднымъ розовымъ бантомъ на груди, отъ котораго до полу ниспадали широкія ленты.
— Ну что? спрашиваю я вошедшую.
— Да что онъ ко мнѣ пристаетъ! говоритъ она кислымъ голосомъ, проливая обильныя слезы: я его знать не хочу, а онъ ко мнѣ пристаетъ.
— Да кто? спрашиваю я. Не могу себѣ объяснить при-