алетку на шляпку и, забравши поводья, вываживала лошадей. Только однажды затѣмъ я встрѣтилъ ее на балѣ въ собраніи и содрогнулся: вмѣсто пышащей жизнью и здоровьемъ дѣвушки я увидѣлъ какой-то болѣзненный скелетъ со ввалившимися щеками и ключицами. Говорили, что она, испугавшись мысли обременить мужа новымъ пришельцемъ въ міръ, постаралась помѣшать его появленію. Впослѣдствіи я узналъ, что при уничтоженіи кирасирской дивизіи, Штернъ выписалъ себѣ паровую мельницу и съ помощью ея безбѣдно проживалъ.
Кромѣ щегольски одѣтаго слуги, въ Ѳедоровкѣ во время пріѣзда гостей появился мальчикъ, приносившій изъ кухни самоваръ въ переднюю и носившій кушанья. Съ простриженными на лбу по хохлацки воротцами въ тяжелыхъ сапогахъ и сѣрой свиткѣ — это былъ типъ неуклюжаго хохленка. Но однажды, когда гости разъѣхались, я, проходя черезъ переднюю, едва узналъ мальчика, остриженнаго подъ гребенку, въ новой суконной парѣ и новыхъ ясно начищенныхъ сапогахъ. Какъ бы чувствуя собственное достоинство, онъ какъ-то поднялся и выпрямился. „Каковъ молодецъ нашъ мальчикъ!“ сказалъ я Мих. Ив., подходя къ закускѣ. — „Да, сказалъ онъ, потирая ладони, все было не до него, а теперь вымыли, остригли, одѣли, обули, — остается только высѣчь, и совсѣмъ будетъ молодцомъ!“
Однажды къ намъ въ эскадронъ дошло увѣдомленіе о прибытіи въ извѣстный день на смотръ новаго начальника дивизіи, генерала Фитингофа, который, вѣроятно и будетъ кушать у насъ въ эскадронѣ. Хотя мой Юдашка и въ особенности Казакъ были очень искусные повара, но на эскадронную руку, а не для стола его пр—ства. По этому угощеніе
