Такое воззрѣніе на дѣло въ скоромъ времени оправдалось, только на другомъ предметѣ. Задумали мы на очищенной водкѣ настоять полыновку и радовались, что передъ обѣдомъ у насъ будетъ хорошая настойка, хранившаяся на печкѣ въ духу. Когда недѣли черезъ двѣ хватились этого нектара, оказалось, что, за исключеніемъ двухъ-трехъ стакановъ, настойка испарилась. Чай, сахаръ, кофе мы покупали на общій счетъ въ Кременчугѣ, и только на одномъ куреніи оправдывалась пословица: деньги вмѣстѣ, а табачокъ врозь.
Каждое первое число Оконоръ восклицалъ: „ну, Калиновскій, подводи счетъ и говори, много ли прожили?"
Какъ это ни невѣроятно, — расходъ оказывался изумительно малъ, и однажды въ памяти мооей запало 14р. 50к. Такимъ образомъ, расходъ нашъ не достигалъ и пяти рублей на брата.
Съ приближеніемъ осеннихъ вечеровъ мы собирались въ моей комнатѣ къ столу за единственной стеариновой свѣчей. И тутъ открывалось широкое поле насмѣшкамъ Оконора надъ однополчанами и вообще всѣми знакомыми.
Когда наступили холода, моя предусмотрительность въ выборѣ комнаты восторжествовала. Правда, при плохой исправности печей, квартира во время топки наполнялась по поясъ человѣка горькимъ дымомъ бурьяна; но по закрытіи печей моя комната одна даже въ зимнее время дозволяла сидѣть безъ верхняго платья. И Калиновскій съ удовольствіемъ жался къ натопленной печкѣ, держа за спиною развернутую французскую грамматику.
— Калиновскій! восклицалъ Оконоръ, — что ты жаришь французскіе вокабулы? Или ты думаешь, что этимъ путемъ они прочнѣе засядутъ въ твоей головѣ?
По утрамъ эскадронный вахмистръ Несвитайло, отрапортовавъ о благополучіи, докладывалъ, что эскадронъ собранъ для ученія.
— Учи, отвѣчалъ Оконоръ: я подойду.
Но по уходѣ вахмистра Оконоръ весьма часто садился за столикъ и съ самымъ серьезнымъ лицомъ принимался рисовать карандашемъ шеренгу марширующихъ фавновъ и сатировъ съ самыми смѣшными рожами.
