— Винъ поспіе, разсудительно отвѣчала продавщица.
Я отдалъ ей три уговорныхъ копѣйки и вышвырнулъ арбузы изъ брички. Не успѣли мы снова тронуться въ путь, какъ повстрѣчали одиночную телѣжку, сѣдока которой, по подряснику и широкополой шляпѣ, не трудно было признать за священника. Въ деревнѣ, гдѣ встрѣчи со священниками составляютъ исключеніе, я держусь правила почтительно съ ними раскланяться, тѣмъ болѣе отправляясь на охоту. На мой поклонъ священникъ не только любезно отвѣчалъ, но и пріостановилъ свою лошадку, сказавши: „не на охоту ли вы собрались“?
— Точно такъ, батюшка, — въ село такое то.
— Я священникъ этого села, и такъ какъ я раньше ночи не попаду домой, то покорнѣйше васъ прошу остановиться на ночлегъ у меня, сказавши домашнимъ, что вы приглашены мною.
Тутъ онъ подробно разсказалъ мнѣ дорогу, и мы разстались. Было довольно темно, когда мы добрались до села и до священникова дома, котораго жители погасили уже огонь. Тѣмъ не менѣе меня приняли на ночлегъ, и хозяйка предлагала поставить самоваръ и угостить меня чаемъ. Но я попросилъ молока и булки. Тѣмъ временемъ хозяйка подставила къ дивану стулья и устроила мнѣ въ столовой постель для ночлега. Не взирая на спертый воздухъ комнаты, я всетаки стремился къ постели, въ надеждѣ, что жужжащіе рои мухъ успокоются съ погашеніемъ стеариноваго огарка. Раздѣвшись я прилегъ на отдыхъ, и дѣйствительно мухи въ темнотѣ скоро затихли, но зато минуты черезъ три я почувствовалъ, что безчисленныя блохи, а быть можетъ и клопы впились въ меня немилосердно. Пробовалъ я зажигать свѣчку, но ничто не помогало. При огнѣ къ прежнимъ мучителямъ присоединялись мухи. Такъ протерзался я до двѣнадцатаго часу, когда въ ворота раздался стукъ.
Въ сосѣдней съ моею комнатой спальнѣ поднялись, зажгли свѣтъ и минуты черезъ двѣ въ комнату вошелъ хозяинъ священникъ и требовалъ непремѣнно, чтобы домашніе поставили самоваръ и угостили меня чаемъ. Великаго краснорѣчія стоило мнѣ отклонить это безвременное угощеніе. „Ну, сказалъ
