Еще при Критѣ не довольно хорошо державшіе посадку наказывались при слѣдующемъ изреченіи, обращенномъ къ старшему унтеръ-офицеру команды: „по окончаніи ученія отгонять такого-то на кордѣ безъ сѣдла на Принцѣ“.
Помню я этого проклятаго воронаго Принца, на которомъ и мнѣ раза два пришлось отмучиться на кордѣ. Не говорю о невыносимой тряскости этой лошади: молодому всаднику тряскость нипочемъ; но губительна была у Принца невѣроятная подвижность кожи, которая на рыси при каждомъ шагѣ правой передней ноги со спины съѣзжала направо, а затѣмъ оттуда съ противоположными движеніемъ лошади во мгновеніе ока съѣзжала настолько же налѣво, и если бы вы сильными толчками лошади не отдѣлялись отъ ея спины, то навѣрное были бы сброшены въ ту или другую сторону. Чаще всего оставаться для корды на Принцѣ приходилось бѣдному Кулаковскому. Но и это не помогало.
— Кулаковскій! воскликнулъ однажды Быльчинскій въ манежѣ: вы только понапрасну мучаете бѣдную лошадь, которая не знаетъ, чего вы отъ нея требуете. А это потому, что вы сами не знаете тѣхъ слѣдовъ, которыми исполняется отдѣльная команда, ни соотвѣтственнаго движенію лошади положенія рукъ. Поэтому извольте слѣзть и, занявши свое мѣсто въ смѣнѣ, исполнять пѣшкомъ, чего не умѣете исполнить верхомъ.
Кулаковскій слѣзъ съ лошади, но несмотря ни на какія убѣжденія командира, не сталъ на указанное мѣсто, такъ что Быльчинскій приказалъ ему отойти на середину и, окончивъ ученіе, сказалъ собравшимся юнкерамъ: „открытое нарушеніе дисциплины со стороны г. Кулаковскаго превышаетъ мѣру предоставленнаго мнѣ взысканія, и я долженъ представить его рапортомъ начальнику дивизіи, прося объ отдачѣ его подъ судъ“.
Съ этимъ Быльчинскій ушелъ изъ манежа. Мы окружили Кулаковскаго съ вопросами, почему ему вдругъ пришло въ голову такое сопротивленіе?
— Я не лошадь, отвѣчалъ онъ, чтобы поспѣвать за верховою смѣной. Если бы онъ скомандовалъ галопъ, стало быть и я долженъ бы былъ поспѣвать за лошадьми?
