Ивановичемъ гостей. „Какой вздоръ! восклицалъ онъ въ подобныхъ случаяхъ по поводу смущенія жены: мы солдаты, намъ не нужно вашихъ фрикасе; давайте намъ побольше говядины и каши; дайте намъ водки, простаго крымскаго вина, вотъ все, что намъ нужно“. И если кто либо при этомъ рѣшался замолвить слово о затрудненіяхъ, въ который онъ ставилъ красавицу жену, то, вытягивая свой длинный рыжеватый усъ, онъ обыкновенно говаривалъ: „я рѣшительно не понимаю нынѣшней молодежи; всего у нихъ много и ничего нѣтъ. У насъ было очень мало и все было. Бывало, на балъ къ сосѣднимъ помѣщикамъ мы не нуждались въ экипажахъ. Сверхъ гусарскихъ чикчиръ надѣнешь строевые рейтузы, сверху накинешь шинель и отправляешься верхомъ. Тамъ вѣстовой гусаръ поможетъ снять рейтузы и уведетъ лошадей на конюшню; танцуешь всю ночь, да не такъ, какъ теперешняя молодежь, которая на балѣ похожа на мертвецовъ, а затѣмъ опять домой спать. А на чемъ спать? ту же шинель положишь и на нее кожаную подушку. У меня она была вся въ заплатахъ, и какъ бывало станетъ пухъ лѣзть, то и крикнешь деныцику: „неси въ сапожную швальню“. Тамъ нашьютъ заплатку, и опять спишь. Нужно бывало деньги, придешь къ товарищу и скажешь: „я у тебя возьму 25 р.“, „ну, скажетъ, бери“. А ему все равно: я ли возьму или вечеромъ онъ самъ проиграетъ“.
Неизвѣстно, почему плохой кавалеристъ былъ въ глазахъЭдуарда Ивановича физикъ. Это презрительное названіе давалъ Эдуардъ Ивановичъ всякому неловкому и неуклюжему человѣку. Къ этому надо присоединить настойчивость, съ которою мысль Эдуарда Ивановича вертѣлась около выдающагося на лицѣ члена, — носа. Въ какую бы сторону носъ человѣка ни уклонялся отъ нормальнаго роста, Эдуардъ Иван. кратко обзывалъ его владѣльца носомъ. Такъ, у его деньщика литвина Макаренки, страстнаго, какъ и самъ Гайли, охотника, носъ былъ подобіемъ круглой гусарской пуговицы, и поэтому Гайли про него иначе не говорилъ, какъ „этотъ носъ“.
Единственная 7-ми лѣтняя дочь Гайли по сходству съ отцомъ снабжена была, небольшимъ вздернутымъ носикомъ.
