при прохожденіи полковъ церемоніальнымъ маршемъ. Оставаясь въ кирасирской одеждѣ, я держалъ правую руку висящею внизъ и не замѣчалъ, что дождикъ, наливаясь въ раструбъ краги, заставлялъ ее толстымъ швомъ немилосердно врѣзаться въ кисть руки.
Когда я дома съ великимъ усиліемъ снялъ перчатку, оказалось на правой рукѣ расширеніе вены, которая на память этого дня осталась расширенной на всю жизнь.
Понятно, что лошади съ хвостами, пропитанными грязью, и съ растрепавшимися гривами не могли представлять красиваго строя. Видимо раздражаясь неудовлетворительностью церемоніальнаго марша, Дм. Ер., подобно намъ въ одномъ мундирѣ, забылъ дождикъ и стужу и продержалъ насъ на ученьи цѣлый день. Вечеромъ того же дня послѣдовалъ приказъ по корпусу: „замѣчено мною, что войска не умѣютъ ходить церемоніальнымъ маршемъ въ ненастную погоду, а потому предписываю начальствующимъ производить церемоніальные марши преимущественно въ ненастье“.
Услыхавъ жалобу Дм. Ер. на холодъ отъ оконъ, я спросилъ его: „ваше выс—пр—о жалуетесь на ревматическое ощущеніе, а между тѣмъ въ одномъ мундирѣ проводите цѣлый день на конѣ подъ холоднымъ дождемъ?“
— На царской службѣ простудиться нельзя, былъ лаконическій отвѣтъ.
Дошли до корпуснаго командира и нѣкоторыя строфы моего „Полковаго звѣринца“, и онъ, прихихикивая, декламировалъ:
Вотъ Кащенки и Петръ и Павелъ,
Я въ клѣткѣ ихъ держу одной,
Звѣрки ручные, честныхъ правилъ
И по домашнему съ лѣнцой.
— Какая вѣрная фотографія. Называйте мнѣ по очереди всѣхъ вашихъ эскадронныхъ командировъ.
Подтрунивши надъ дружбою Петровыхъ, онъ спросилъ:„а кто же у васъ теперь послѣ Гайли командуетъ шестымъ эскадрономъ?“
И когда я назвалъ ему завзятаго толстаго хохла Безра-
