чикомъ, Крюднеръ, сидя въ длинномъ плетеномъ шарабанѣ, запряженномъ доброй четверкою рыжихъ лошадей, управляемыхъ другимъ деньщикомъ, одѣтымъ по кучерски, остановился у насъ подъ окнами.
— Борисовъ! кричалъ Крюднеръ, пора въ Реевку, выходите!
Такъ какъ мы съ вечера все приготовили, то черезъ нѣсколько минутъ, усѣвшись на мягкомъ сѣнѣ, быстро покатили за городъ, мимо дома полковаго командира и затѣмъ широкой улицей, представлявшей какъ бы предмѣстье города, мимо полковаго манежа и конюшенъ перваго эскадрона.
Независимо отъ легкости самого экипажа, хорошо съѣзженная четверка бойко неслась и явно радовала Крюднера.
— Онъ у меня жуиръ, сказалъ Крюднеръ, указывая на кучера, выпить не дуракъ, но ѣздитъ хорошо. Ты не давай Любчику-то баловаться; да и Сашокъ то тоже подыгрываетъ.
— Вѣдь это, баронъ, вы надавали своимъ лошадямъ имена Каширинскихъ барышень, сказалъ Борисовъ. — Этимъ пожалуй Николай Каширинъ можетъ обидѣться.
— Какой вздоръ! воскликнулъ Крюднеръ: барышни хорошія и красивыя и лошадки красивыя. Вотъ я ихъ именами то еще подкрасилъ. На дняхъ надо собраться къ Каширинымъ обѣдать, они добрые люди.
ІІроѣхавши версты 1½ по большой дорогѣ, мы увидали влѣво холмъ еще безлиственнаго лѣса.
— Видите ли, сказалъ Крюднеръ, когда мы вошли въ небольшую полосу лѣса по лѣвую сторону широкаго ручья, имѣвшаго въ настоящее время видъ весьма порядочной рѣки: — Бригашка то мой тянетъ; расходитесь по сторонамъ и караульте вальдшнепа.
Вальдшнепъ дѣйствительно взлетѣлъ и былъ убитъ Крюднеромъ.
— Ну, тутъ на этой сторонѣ теперь взятки гладки; если охотиться, то надо перебираться на правую сторону рѣчки; тамъ то главный лѣсъ и главная охота. Но какъ туда перебраться? лодки тутъ быть не откуда, а вотъ съ берега на берегъ изъ воды торчатъ колышки плетня, должно быть перегородили ручей для рыбной ловли. Попробуемъ перебраться
