евреевъ со всяческими услугами, то не удивился когда въ мою комнату вошелъ юркій еврейчикъ.
— Что тебѣ надо? спросилъ я.
— Ну, я думалъ, что ви хотѣлъ быть юнкеръ и надо явиться къ корпусный командыръ?
— Правда, сказалъ я: ну что же?
— А то, что это все можно, и только Янкелю пожалуйте карбованецъ, и за́разъ все будетъ.
— Когда будетъ, тогда и получишь карбованецъ.
— Помилуйте! вы плюньте тому въ глаза, кто скажетъ, что Янкель сбрехалъ. За́разъ!
Съ этимъ словомъ еврей исчезъ, а я, нѣсколько пріободрившись, занялся своимъ туалетомъ. Черезъ часъ тотъ же еврей вошелъ и сказалъ: „ну, одѣвайтесь и пойдемъ; я покажу вамъ недалеко отсюда квартыра корпусный командыръ, его высоко—пр—о Дмитрій Ерофеевичъ баронъ Сакенъ; тамъ васъ буде ждать его камердинъ и вшо такое; просилъ придти двѣнадцать часовъ, а теперча пора“.
Когда камердинеръ барона отворилъ передо мною дверь въ просторную залу, я увидалъ у накрытаго клеенкой рояля стоящаго небольшаго роста человѣка въ старомъ военномъ сюртукѣ безъ эполетъ и съ лоскутомъ краснаго сукна на носу, на которомъ эта яркая крышечка держалась посредствомъ двухъ нитокъ, заложенныхъ за уши и связанныхъ на затылкѣ.
„Кто эта фигура?“ подумалъ я.
— Что вамъ угодно? почти шепотомъ спросилъ меня незнакомецъ.
— Я бы желалъ представиться его в—пр—у корпусному командиру, отвѣчалъ я, вынимая изъ кармана рекомендательное письмо.
— Это я, что вамъ угодно?
— Я снабженъ письмомъ въ вашему в—пр—у отъ барона Николая Петровича.
Сакенъ какъ-то конфузливо вскрылъ письмо и, прочитавъ его, спросилъ, чтобы сказать что-нибудь: „вамъ Ушаковы родня?“
Позднѣе я узналъ, что жена его Анна Ивановна была
