незначительномъ протяженіи такъ узокъ, что пароходъ едва обоими бортами не касался противоположныхъ, береговъ. Небольшія лодки, служащія на всемъ протяженіи рѣки единственнымъ средствомъ сообщенія жителей, принуждены были плотно прижиматься къ берегу, чтобы не попасть подъ колеса парохода, и чуть не выбрасывались на берегъ внезапно возникающимъ волненіемъ. Непривычно было видѣть въ лодкѣ, нагруженной овощами, крестьянку подъ широкой шляпкой, гребущую въ два весла и долго бросаемую позади парохода его волненіемъ.
Но вотъ мы прошли уже широкіе разливы озера, называемые гафами, и прибыли до конца воднаго пути — Штетина. Пока мы въ гостинницѣ ожидали желѣзнодорожнаго поѣзда въ Берлинъ, жидки подкараулили мой выходъ изъ отеля и увели въ свои лавки, завѣряя, что въ Берлинѣ я не найду такого изящнаго готоваго платья, какъ у нихъ. Какъ ни мало вѣрилъ я этимъ нахалънымъ заявленіямъ, тѣмъ не менѣе вернулся въ гостинницу переодѣтый съ головы до ногъ въ штатское платье. Спѣша къ цѣли, я въ Берлинѣ ограничился обзоромъ музея и поѣхалъ до Лейпцига, удивляясь на каждомъ шагу возникшимъ, какъ мнѣ объясняли, въ послѣднее время, промышленнымъ городамъ вдоль желѣзной дороги. Переѣздъ до Лейпцига по невиданнымъ желѣзнымъ дорогамъ показался мнѣ чѣмъ то волшебнымъ. Но въ Лейпцигѣ наступило разочарованіе, такъ какъ пришлось лѣзть въ желтый рыдванъ дилижанса, который, набитый путешественниками, какъ бочка съ сельдями, тащился по шоссе на парѣ лошадей по семи верстъ въ часъ. Послѣ Николаевскаго шоссе, я былъ пораженъ дорогою, по которой дилижансъ одной стороной вынужденъ былъ забирать къ канавѣ, чтобы объѣхать извозчика сь кладью, или пропустить встрѣчный дилижансъ. Зато у нѣмцевъ вполнѣ олицетворялась поговорка: „въ тѣснотѣ да не въ обидѣ“. Изъятій изъ правилъ ни для кого. Помнится, что изъ Берлина на Лейпцигскомъ дебаркадерѣ отправлялся съ нами русский дьячекъ въ Висбаденъ. Видя дверь на платформу открытою, нашъ соотечественникъ, вопреки надписи, вышелъ на нее изъ залы. Прусскій жандармъ объяснилъ ему, что безъ билета
