Это всего болѣе можно сказать про экзаменъ изъ средней исторіи у Т. Н. Грановскаго.
Не одаренный историческою памятью, я никогда не любилъ исторію, въ которой, по неправильному отношенію первоначальнаго моего преподаванія эпохи, событія и дѣйствующія лица представляли для меня мѣшокъ живыхъ раковъ, которые и по тщательному подбору и ранжиру ихъ немедля приходили въ прежнее хаотическое состояніе, какъ только я отнималъ отъ нихъ усталую руку.
Какъ ни противно было мнѣ изучать объемистыя записки о реформаціи, но пришлось читать ихъ. Опоздавъ съ этимъ занятіемъ среди другихъ пріуготовленій, я прочелъ тетрадь только до половины и отправился на экзаменъ въ надеждѣ на счастливую звѣзду, которая, быть можетъ, пошлетъ мнѣ билетъ изъ знакомой части лекцій.
Взошелъ я на самый верхній этажъ университета въ опустѣвшую аудиторію, въ которой на правой сторонѣ за столомъ передъ окнами во дворъ сидѣлъ Грановскій, а по лѣвую за такимъ же столомъ какой-то математическій профессоръ, что я сознавалъ какъ то непосредственно, такъ какъ въ данную минуту мнѣ было не до наблюденій.
Помню, что передъ профессоромъ налѣво, на скамьяхъ, мелькало нѣсколько студентовъ, тогда какъ передъ Грановскимъ было только двое, изъ которыхъ одинъ видимо кончалъ отвѣтъ, а другой вставалъ, чтобы отвѣтить. Я по алфавиту былъ послѣднимъ и, поставивъ портфель на лавку, не безъ волненія ждалъ рѣшенія участи.
— Господинъ Фетъ! наконецъ произнесъ Грановскій тихимъ и нѣсколько шепелявымъ, но ясными голосомъ.
Я всталъ и, подходя къ столу, усердно поклонился ему какъ профессору и какъ человѣку, котораго встрѣчалъ внѣ стѣнъ университета.
— Неугодно ли вамъ взять билетъ.
Протягиваю руку и читаю: „Крестьянская война“ (Der Bauernkrieg).
Слава Богу, подумалъ я, вопросъ знакомый, но, къ сожалѣнію, только наполовину. Мое чтеніе лекцій какъ разъ окончилось на томъ мѣстѣ, гдѣ крестьянская война переходитъ
