Съ самаго возвращенія въ Москву я далъ себѣ слово съ Аристофановыми „Облаками“ въ рукахъ не пропускать ни одной лекціи Гофмана, а тамъ будь что будетъ, и сдержалъ слово.
Не помню, по какому случаю я вошелъ въ домъ молодыхъ Полуденскихъ. Недавно кончившій курсъ въ Московскомъ университетѣ, Полуденскій былъ женатъ на прелестной блондинкѣ. На скромныхъ домашнихъ вечерахъ ихъ царствовала самая изящная простота. Почти каждый разъ я заставалъ въ гостиной неистощимаго Ал. И. Герцена, смѣшившаго всѣхъ неожиданными остротами. Полуденскій самъ слѣдилъ за европейскою литературой, а жена его и молодая свояченица были страстными поклонницами поэзіи. Наши небольшія чтенія заканчивались прекрасно поданнымъ ужиномъ, а къ полуночи всѣ расходились по домамъ. Тихимъ, прекраснымъ людямъ недолго суждено было оставаться на землѣ: сначала чахотка унесла горячо любимую жену Полуденскаго, а немного лѣтъ спустя и его самого.
Несмотря на мои усердныя посѣщенія лекцій Гофмана, я, по мѣрѣ приближенія экзаменовъ, все сильнѣе чувствовалъ надвигающуюся роковую тучу. Только изрѣдка среди мрачнаго отчаянія возникало восклицаніе: если кончу курсъ, сойду съ крыльца университета, найму двухъ извощиковъ и поѣду домой, растянувшись на двѣ пролетки. Всю Страстную, Святую и Ѳоминую недѣли я только сходилъ внизъ къ обѣду и затѣмъ, проспавъ часа два, садился за работу и на ночь заказывалъ себѣ кастрюлю крѣпкаго кофею.
У Гофмана мы читали Облака Аристофана, которыя обязаны были переводить и объяснять по-латыни. Поэтому мнѣ предстояла египетская работа глазами ознакомиться со всѣми стихами комедіи, прилаживая къ нимъ латинскій переводъ и по возможности грамматически объясняя каждое слово. Излишне говорить о трудностяхъ такой мозаической работы. Погруженный въ нее въ безсонныя ночи, я буквально думалъ, что наши стѣнные часы испортились, такъ какъ почти безъ промежутка били одинъ часъ за другимъ.
Между тѣмъ, время экзаменовъ наступило, и всѣ они сошли для меня благополучно.
