номъ слугу Ивана-Гегеля съ платьемъ, туалетными вещами и нѣсколькими сотнями рублей денегъ. При отъѣздѣ Аполлонъ сказалъ мнѣ, у кого можно было искать его въ Петербургѣ. Оказалось, что Аполлонъ по добродушной безшабашности роздалъ множество книги изъ университетской библіотеки, который мнѣ пришлось не безъ хлопотъ возвращать на старое мѣсто.
Я продолжалъ еще съ осени (какъ уже говорилъ выше) брать частные уроки греческой словесности у Гофмана; но въ сущности безъ всякой для себя пользы по случаю моей грамматической неподготовленности. Какъ человѣкъ, Гофманъ во время уроковъ былъ со мною чрезвычайно милъ и потчивалъ дорогими сигарами, отъ которыхъ я отказывался. Такъ дѣло шло до самаго греческаго экзамена, который являлся рѣшающимъ мой переходъ на четвертый курсъ, такъ какъ былъ послѣднимъ изъ всѣхъ благополучно сошедшихъ предметовъ испытаній. Конечно я до послѣдней крайности цѣлыя ночи проводилъ, готовя и повторяя пройденное. Каковъ же былъ мой ужасъ, когда, придя на экзаменъ, я узналъ, что Гофманъ на него не пришелъ и экзаменуетъ лекторъ Меныпиковъ. Когда я въ ожиданіи вызова просматривалъ греческую книгу, круглолицый и рябоватый субъ-инспекторъ Пантовъ, проходя мимо скамеекъ, нагнулся ко мнѣ и сказалъ шепотомъ: „выбрѣйте вашу бороду“. Въ послѣднее время среди волненій я не подумалъ о туалетѣ и ничего не отвѣтилъ субъ-инспектору. Минуты черезъ двѣ Пантовъ снова повторилъ свое приглашеніе, но на этотъ разъ я, быть можетъ съ раздраженіемъ, вполголоса отвѣтилъ: „ради Бога оставьте меня“. Смотрю, Пантовъ прошелъ къ экзаменному столу и, склонившись къ уху инспектора, что-то ему прошепталъ. Добрѣйшій Платонъ Степановичъ поднялъ руку и, глядя мнѣ въ лицо, издали призывно закивалъ указательнымъ перстомъ.
— Вы являетесь въ университетъ небритыми, сказалъ инспекторъ, да еще грубите субъ-инспекторамъ, ступайте сейчасъ наверхъ къ казенными студентами и прикажите цирюльнику васъ обрить, а по окончаніи экзамена я васъ посажу въ карцеръ.
