копіей отца, но такой же подвижной онъ казался дергункомъ, которымъ забавляются дѣти, или пляшущимъ журавлемъ. Запирая за собою двери, мы очень хорошо знали, что Ваничка всѣмъ сердцемъ стремился къ намъ и, не будь грознаго Фелькеля непремѣнно прибѣжалъ бы изъ своей спальни, гдѣ готовилъ уроки. Но когда Фелькель шелъ давать урокъ сестрѣ Ванички или куда либо отлучался, Ваничка бросалъ книжку и бѣжалъ мѣшать Борисову заниматься. При этомъ онъ становился противъ Борисова и начиналъ неутомимо выплясывать, причемъ ноги его мелькали съ необыкновенной быстротой. Черезъ полминуты раздавался голосъ Борисова: „Ваничка, перестань, уйди.“ Но мельканіе ногъ продолжалось.
— Ваничка, уйди, говорю. Вотъ ты улыбаешься, а какъ бы тебѣ плакать не пришлось.
Ноги продолжаютъ мелькать.
Однажды мускулистый Борисовъ всталъ и, приподнявъ легковѣснаго плясуна за талію, такъ безцеремонно ударилъ его ногами о паркетъ, что я невольно вскрикнулъ: „что ты?“
Впослѣдствіи плясунъ въ подобныя минуты убѣгалъ послѣ первой грозы.
Однажды, когда мы съ Борисовымъ сидѣли въ его комнатѣ, а Фелькель заставилъ Ваничку въ спальнѣ повторить урокъ, произошла пренелѣпая сцена. ІІротивъ рабочаго стола къ глухой стѣнѣ комнаты стояла кровать Ванички съ висящимъ надъ нею ковромъ, на которомъ Ваничка размѣстилъ собранные имъ доспѣхи, начиная съ масокъ и рапиръ и кончая черкесскою шашкой въ старыхъ кожаныхъ ножнахъ. Неумѣя отвѣчать на вопросы Фелькеля, Ваничка пытался было рисовать карандашомъ по тетради, но получивши окрикъ и не зная, что дѣлать, машинально поднялъ глаза не на расходившагося Фелькеля, а на коверъ. Ученому педагогу представилось, что ученикъ замышляетъ на его жизнь. Въ предупрежденіе грозящей опасности, Фелькель бросился и схватилъ смертоносную шашку за свѣсившійся нижній конецъ, чтобы снять ее съ гвоздя. Онъ не сообразилъ, что старая кожа на ножнахъ протерлась, и судорожно охваченный клинокъ порѣзалъ ему палецъ. При видѣ обильнаго кровотеченія, Фелькель совершенно потерялъ голову и заревѣлъ бла-
