считаться. Но въ моей комнатѣ Николашка появлялся довольно часто.
Однажды, когда, пуская дымъ изъ длиннѣйшаго гордоваго чубука, я читалъ какой то глупѣйшій романъ, дверь отворилась и на порогѣ совершенно неожиданно появился отецъ въ медвѣжьей шубѣ. Зная отъ меня, какъ враждебно смотритъ отецъ мой на куреніе табаку, не курившій Введенскій, услыхавъ о пріѣздѣ отца, вбѣжалъ въ комнату и сказалъ: „извини, что помѣшалъ, но я забылъ у тебя свою трубку и табакъ“.
Эта явная ложь дотого не понравилась отцу, что онъ впослѣдствіи не иначе говорилъ о Введенскомъ, какъ называя его „соловьемъ разбойникомъ!“
Когда отецъ уѣхалъ, приказавъ мнѣ пріѣхать въ гостинницу Шевалдышева, къ его обѣду, я тотчасъ же бросился къ Куляпкѣ, желая выдти по возможности изъ запутаннаго денежнаго положенія.
На этотъ разъ Куляпка вышелъ ко мнѣ въ небольшую столовую и какимъ то томнымъ жестомъ указалъ на сосѣднюю комнату.
Понявъ, что что-то не ладно, я вполголоса объяснилъ ему, что отецъ мой нежданно пріѣхалъ, и я прошу его меня выручить.
— А я только что хотѣлъ бѣжать къ тебѣ, отвѣчалъ Куляпка: мой тоже сегодня пріѣхалъ.
Такимъ образомъ, пожавъ другъ другу руки, мы грустно разстались, и я поѣхалъ въ гостинницу Шевалдышева.
— Гдѣ же твои часы? спросилъ отецъ.
— У часовщика.
— Какъ? съ самаго Рождества? это, братецъ, неисправный часовщики. Поѣдемъ взять у него часы.
Когда мы у дверей гостинницы сѣли въ санки, отецъ спросилъ: „куда же ѣхать?“ я указалъ дорогу по направленію къ Большому театру, около котораго часы были въ закладѣ.
Но вотъ мы проѣхали театръ; и бойкій извозчикъ повернулъ вверхъ по Кузнецкому мосту.
„Какъ это глупо! подумалъ я: ну куда же я везу старика,
