дилъ до такихъ-то предѣловъ и, удачно разрѣшивъ въ головѣ задачу, получилъ четверку.
Такимъ образомъ поступленіе мое въ университетъ оказалось блестящимъ, и я дотого возгордился, что написалъ Крюммеру самохвальное письмо. Въ послѣдній день экзаменовъ я заказалъ себѣ у военнаго портнаго студенческій сюртукъ, объявивъ, что не возьму его, если онъ не будетъ въ обтяжку. Я зналъ нѣкоторыхъ, не менѣе меня гордыхъ первымъ мундиромъ, какъ вывѣскою извѣстной зрѣлости для научныхъ трудовъ. Но мой восторгъ мундиромъ былъ только предвкушеніемъ офицерскаго, составлявшаго мой всегдашній идеалъ. Независимо отъ того, что всѣ семейныя наши преданія не знали другаго идеала, офицерскій чинъ въ то время давалъ потомственное дворянство, и я не разъ слыхалъ отъ отца, по поводу какого то затрудненія, встрѣченнаго имъ въ герольдіи: „мнѣ дѣла нѣтъ до ихъ выдумокъ; я кавалерійскій офицеръ и потому помственный дворянинъ“.
Въ такихъ кавалерскихъ стремленіяхъ надо, кажется, искать разгадки все болѣе и болѣе охватывавшаго меня чувства отвращенія къ юридическому поприщу, на которомъ я вмѣсто гусара видѣлъ себя крючкотворцемъ. И вотъ не прошло двухъ недѣль, какъ я появился у Погодина въ кабинетѣ со слѣдующей рѣчью:
— Михаилъ Петровичъ, не откажите еще разъ въ вашей помощи. Я ненавижу законы и не желаю оставаться на юридическомъ факультетѣ, а потому помогите мнѣ перейти на словесный.
— Вѣдь вотъ, подумаешь, у теперешней молодежи какіе разговоры! Ненавижу законы! Чтожь вы, почтеннѣйшій, беззаконникъ что ли? Вѣдь на словесный факультетъ надо додерживать экзаменъ изъ греческаго.
— Буду держать, Михаилъ Петровичъ.
— Да вѣдь вамъ надо сильно дорожить университетомъ, коли вы человѣкъ безъ имени. Я, почтеннѣйшій, студентовъ у себя въ домѣ не держу, но для васъ дѣлаю исключеніе до Новаго Года.
Добрѣйшій профессоръ Василій Ивановичъ Оболенскій развернулъ мнѣ первую страницу Одиссеи, хорошо мнѣ знако-
