— Да, да, всѣмъ запрягать! восклицалъ графъ, — тройкой долгушу, и мы всѣ вмѣстѣ пятеро поѣдемъ впередъ, а вашъ тарантасъ за нами.
Прошло болѣе часу, а экипажей не подаютъ. Я выбѣжалъ въ сѣіни и, услыхавъ отъ слуги обычное: „сейчасъ!“ — на нѣкоторое время успокоился. Однако черезъ полчаса я снова вышелъ въ сѣни съ вопросомъ: „что же лошади?“ На новое: „сейчасъ!“ я воскликнулъ: „помилуй, братъ, я уже два часа жду! Узнай пожалуйста, что тамъ такое?“
— Дьякона дома нѣтъ, горестно отвѣтилъ слуга. Я не безъ робости посмотрѣлъ на него.
— Изволите видѣть, ихъ сіятельства пріѣхали сюда четверкой; а тутъ когда нуженъ коренной хомутъ, то берутъ его на время у дьякона; а сегодня, какъ на грѣхъ, дьякона дома нѣтъ.
Неразыскавшійся дьяконъ положилъ предѣлъ всѣмъ нашимъ веселымъ затѣямъ, и мы, простившись съ радушными хозяевами, еще заблаговременно отыскались въ Новоселкахъ, откуда на другой же день уѣхали въ Степановку.
Черезъ нѣсколько дней по прибытіи домой, мы были изумлены пріѣздомъ Борисова съ Петей и Ѳедоромъ Ѳедоровичемъ. Иванъ Петровичъ объяснилъ свой пріѣздъ, разсказавши, что родной дѣдъ моихъ племянницъ, малолѣтнихъ Ш—ыхъ, — М—овъ скончался. Въ качествѣ опекуна малолѣтнихъ, онъ помѣстилъ ихъ къ другой замужней дочери своей С—ой въ Тульскую губернію, такъ что мы за послѣднее время совершенно потеряли малолѣтнихъ изъ виду, и двѣ старшихъ скончались отъ крупа. Въ настоящее время Борисовъ назначенъ былъ опекуномъ малолѣтней Оли Ш—ой и, приходя въ ужасъ отъ новой необходимости помѣщать у себя въ домѣ воспитательницу, рѣшилъ въ самомъ скорѣйшемъ времени везти Петрушу и Олю въ Москву въ нѣмецкія евангелическія школы „Петра и Павла“ для мальчиковъ и дѣвочекъ.
— Касательно экзамена Пети, я совершенно покоенъ, сказалъ Иванъ Петровичъ: онъ и по русски, и по нѣмецки читаетъ хорошо. Но по французски совсѣмъ читать не умѣетъ. Поэтому я его привезъ къ тебѣ недѣльки на двѣ; и я увѣренъ, что въ теченіи этого времени ты его наладишь, какъ должно.
