тише, все яснѣй въ первой строфѣ — ладитъ съ мракомъ во второй? Тутъ есть маленькое отсутствие гармоніи и поэтическаго равновѣсія. Я думаю, это весьма легко исправить.
„Мнѣ хорошо живется, — я здоровъ, надѣюсь, что и вы также. Поклонитесь отъ меня вашей женѣ и всѣмъ московскимъ пріятелямъ и не забывайте
Л. Толстой писалъ намъ въ Москву:
„Какъ вамъ не совѣстно, милый мой Фетъ, такъ жить со мной, какъ будто вы меня не любите, или какъ будто всѣ мы проживемъ Мафусаиловы года. Зачѣмъ вы никогда не заѣзжаете ко мнѣ? И не заѣзжаете такъ, чтобы прожить два, три дня, спокойно пожить. Такъ хорошо поступать съ другими. Ну не увидались въ Ясной, встрѣтимся гдѣ нибудь на Подновинскомъ; а со мной не встрѣтитесь на Подновинскомъ. Я тѣмъ счастливъ, что прикованъ къ Ясной Полянѣ. А вы человѣкъ свободный. А глядишь, умретъ кто нибудь изъ насъ, вотъ какъ умеръ на дняхъ Вал. Петр., сестринъ мужъ, тогда и скажетъ: „что это я дуракъ, все объ мельницѣ хлопоталъ, а къ Толстому не заѣхалъ. Мы бы съ нимъ поговорили“. Право, это не шутка. Вы писали „и оплеуха тутъ была“ и вѣрно написали уже. Мнѣ страшно хочется прочесть, но страшно боюсь, что вы многимъ значательнымъ пренебрегли и многимъ незначительнымъ увлеклись. Мнѣ очень интересно.
„А знаете, какой я вамъ про себя скажу сюрпризъ: какъ меня стукнула объ землю лошадь и сломала руку, когда я послѣ дурмана очнулся, я сказалъ себѣ, что я литераторъ. И я литераторъ, но уединенный, потихонечку литераторъ. На дняхъ выйдетъ первая половина 1-й части 1805 года. Пожалуйста подробнѣе напишите свое мнѣніе. Ваше мнѣніе да еще мнѣніе человѣка, котораго я не люблю тѣмъ болѣе, чѣмъ болѣе я выростаю большой, — мнѣ дорого — Тургенева. Онъ пойметъ. Печатанное мною прежде я считаю только пробой пера; печатаемое теперь мнѣ хотя и нравится болѣе преж-
