Вотъ почему чрезвычайно желательно и необходимо, чтобы извѣстіе о рѣшеніи консультаціи дошло до Б—ва не ранѣе двухъ недѣль, и вообще, чтобы ранѣе двухъ недѣль ты объ этомъ не извѣщалъ ни А—ва, ни кого-либо другаго, черезъ кого можетъ эта вѣсть сдѣлаться извѣстною. Подержи ее про себя; довольно, что оба вы, Маша и ты, — будете знать, и что вамъ будетъ это пріятно. Пожалуйста исполни это непремѣнно. Не знаю, въ чемъ именно состоитъ мнѣніе консультаціи, и куда, по какому направленію отсылаютъ они дѣло; для меня довольно было узнать, что министръ считаетъ твою сторону совершенно правою.
„Обнимаю васъ отъ всего сердца. Отъ тебя не получалъ ни одного письма послѣ перваго, написаннаго изъ Степановки. Какія у васъ цѣны на хлѣбъ?
Весною, при свиданіи со Львомъ Николаевичемъ, мы рѣшились на заглазный промѣнъ, только основываясь на ненужности для насъ мѣняемыхъ вещей. Я обѣщалъ переслать ему черезъ Борисова въ Никольское 4-хъ лѣтняго жеребчика, а онъ — выслать туда сѣялку, которую онъ бросилъ употреблять. По поводу этого промѣна, Л. Толстой писалъ отъ 7 октября 1864 года изъ Самарскаго имѣнія:
„Мы съ вами условились, любезный Аѳанасій Аѳанасьевичъ, размѣняться. 20-го Борисовъ сказалъ мнѣ, что, разсчитывая на мою неаккуратность, вы ему сказали, что пришлете 25-го. Я посмѣялся вашей предусмотрительности и что же? — сѣялка была въ Никольскомъ 24-го, и съ вечера я, довольный собою, сказалъ управляющему послать ее къ Борисову. Оказывается, что онъ забылъ, и только нынче 7-го октября я узналъ, что она не отослана. Виновата въ этомъ судьба. Мы нынче уѣзжаемъ домой и не знаемъ, какъ доберемся до счастливаго Яснаго. Мои всѣ здоровы и веселы и любятъ васъ и помнятъ, чего и вамъ съ Марьей Петровной желаю. Весною жду васъ къ себѣ. Мы постараемся, какъ ни трудно это, быть Москвой.
