вечернимъ чаемъ онъ снова зашелъ ко мнѣ, я просилъ его извинить меня за необдуманныя слова. „То-то, отвѣчалъ Киндлеръ, — я изумился: какъ можетъ быть вамъ все равно то, что выходить изъ подъ вашихъ рукъ“.
Тѣмъ не менѣе добросовѣстная критика Киндлера въ отдѣльныхъ случаяхъ переступала надлежащую границу. Мои друзья знаютъ, до какой степени я дорожу всѣми указаніями на мои промахи и несовершенства; но на извѣстной степени я остаюсь при своемъ мнѣніи. Вотъ на этой то точкѣ Киндлеръ иногда вступалъ со мною въ споръ и, что замѣчательно, никогда ни разу по поводу латинскихъ выраженій, а по поводу русскихъ. Изучивши литературную рѣчь, онъ незнакомъ былъ съ народною и вдругъ при какомъ-либо оборотѣ утверждалъ, что такъ нельзя сказать по-русски. Какъ бы то ни было, мы тщательно пересмотрѣли съ Киндлеромъ всего Горація и разстались наилучшими друзьями.
Ко второй половинѣ іюня Петя Борисовъ, пользуясь вакаціоннымъ временемъ при Іенскомъ университетѣ, пріѣхалъ въ Воробьевку. Онъ былъ неистощимъ въ разсказахъ о любезности профессоровъ и ихъ женъ, умѣющихъ вести съ посѣтителемъ самый интересный разговоръ, продолжая развѣшивать на веревкѣ вымытое бѣлье, о воинственномъ настроеніи гражданъ университетскаго города, не пропускающихъ ни одного проходящаго съ музыкой взвода, чтобы въ видѣ мальчишекъ и лавочной прислуги не пристроиться въ хвостѣ колонны и, попавъ въ лѣвую ногу, не промаршировать вслѣдъ за войсками; о знакомой всему городу парѣ соловыхъ герцога Веймарскаго, причемъ весь городъ говоритъ: „das sind die Isabellen des Herzogs“.
Съ неменьшимъ энтузіазмомъ Борисовъ на собственной тройкѣ и въ собственной пролеткѣ навѣщалъ свою Ольховатку. Но какъ вопреки моимъ совѣтамъ онъ затратилъ нѣсколько тысячъ капитала, остававшегося за покупкой имѣнія, a послѣдній урожай оказался неудовлетворительнымъ, то Борисову пришлось просить Ивана Ал. взять имѣніе въ аренду.
Однажды, когда самъ Петруша вызвалъ меня на разговоръ о его матеріальныхъ дѣлахъ, я, упрекнувъ его въ настой-
