Страница:Фет, Афанасий Афанасьевич. Мои воспоминания. Том 2.djvu/397

Эта страница была вычитана


  
— 389 —

желѣзныхъ дорогахъ возможность задавить перваго врага массой вооруженной защиты. Тамъ люди изучаютъ древнихъ ради ихъ образцоваго совершенства, а не ради чиновъ. Словомъ, съ этихъ сторонъ Максимъ Германовичъ былъ неуязвимъ, и я старался избѣгать съ нимъ разговоровъ о несравненномъ величіи Германской имперіи.

Зато наши занятія, съ самаго дня пріѣзда Киндлера, установились наилучшимъ образомъ. Комнату онъ занялъ наверху въ одномъ корридорѣ, напротивъ входа въ мою половину. Послѣ утренняго кофе мы расходились по своимъ комнатамъ знакомиться съ данной сатирой Горація, причемъ онъ старался въ подробностяхъ приготовиться и къ слѣдующей. Часамъ къ 10-ти онъ приходилъ ко мнѣ съ Гораціемъ въ рукѣ, а я начиналъ сдавать ему экзаменъ по сатирѣ, которую собирался переводить. Не взирая на сильный нѣмецкій акцентъ, Киндлеръ ознакомился съ русскимъ языкомъ до полнаго пониманія всѣхъ его оттѣнковъ. Конечно, сдавая свой экзаменъ, я старался о возможной близости моего перевода къ подлиннику и, не находя въ данную минуту русскаго слова, вставлялъ нѣмецкое. Выслушавъ мой переводъ, Киндлеръ снова уходилъ къ себѣ и работалъ до 12-ти часовъ, т. е. до завтрака. Послѣ часовой прогулки онъ снова уходилъ работать до 4 часовъ, ревностно готовя слѣдующую сатиру. Къ 4 часамъ я обыкновенно поджидалъ его прихода, чтобы прочесть ему тѣ 30, 40 и даже 50 стиховъ, которые успѣлъ перевести за утро. Вотъ тутъ-то начиналась бѣда. Максимъ Германовичъ не признавалъ по отношенію къ нашему брату никакой поэтической вольности. Licentia поэтика существуетъ для древнихъ писателей; такъ она ужь тамъ въ учебникахъ и прозывается, а про русскихъ стихотворцевъ тамъ ничего не сказано. А потому въ переводѣ надо искать не приблизительнаго, а самаго несомнѣннаго русскаго выраженія. Иногда отыскиваніе этихъ точныхъ выраженій доходило до зеленыхъ круговъ въ глазахъ. Однажды, въ минуту невыносимаго мученія, я не выдержалъ и сказалъ:

— Э, Максимъ Германовичъ! право это все равно!

Киндлеръ замолчалъ, но зато весь обѣдъ дулся и отворачивался отъ меня, какъ отъ unartigen Buben. Когда передъ