ляла на этомъ мѣстѣ нѣкоторое подобіе платформы, и коляска наша, по настоянію моему, сдвинулась къ краю, очищая путь. Вылѣзши изъ экипажа, мы стали ожидать Царя, тотчасъ же выѣхавшаго на вороной казачьей лошади и въ казачьемъ мундирѣ изъ за скалы на поворотѣ дороги. Какъ ни старались мы дать мѣсто Ему и проѣзжавшей за нимъ коляскѣ, въ которой между прочимъ сидѣлъ прелестный рыжій сетеръ, — Государь проѣхалъ мимо насъ на разстояніи трехъ или четырехъ шаговъ. Лицо Его было блѣдно и уныло, и Онъ милостиво отвѣтилъ на наши поклоны.
Но вотъ мы на высотѣ горнаго хребта и медленно въѣзжаемъ въ знаменитыя Байдарскія ворота, откуда путнику, ѣдущему изъ Севастополя на южный берегъ, вдругъ, какъ со вскрытіемъ театральнаго занавѣса, впервые представляется величественная картина необъятнаго моря. Прощай, море!
«Прощай свободная стихія!
Въ послѣдній разъ передо мной
Ты катишь волны голубыя
И блещешь гордою красой».
Грустно видѣть, какъ знаменитая Байдарская долина, благодаря непріятельскому пребыванію, все болѣе и болѣе, по мѣрѣ приближенія къ Севастополю, теряетъ свою лѣсную одежду и связанное съ нею орошеніе.
Узнавши отъ госпожи Ребилліоти, что въ Крыму нѣтъ малины, жена моя, по пріѣздѣ въ Воробьевку, послала въ Актачи пудъ малины, приготовленной во всѣхъ видахъ. Но никакого извѣстія о полученіи посылки не послѣдовало, и я, напрасно написавши два письма къ Ребилліоти, спросилъ стараго Тази о причинѣ такого молчанія. На это Александръ Андреевичъ лаконически отвѣчалъ мнѣ, что извѣстія нѣтъ потому, что съ того свѣта письма къ намъ не доходятъ, a Ребилліоти черезъ двѣ недѣли послѣ нашего отъѣзда скончался. Съ тѣхъ поръ всякія сношенія мои съ Крымомъ прекратились.
Во время краткаго зимняго пребыванія моего въ Москвѣ, отыскался покупатель и на Борисовское Фатьяново, и съ тѣмъ вмѣстѣ къ Петрушѣ Борисову пришло формальное извѣщеніе о смерти единственной родной его тетки, оставившей ему
