удары ямбомъ. То же повторилось съ дактилемъ и другими размѣрами; но съ каждымъ разомъ интервалы между ударами становились больше, а удары слабѣе, пока совсѣмъ не прекратились.
Я ничего не понималъ изъ происходящего у меня подъ руками и, вѣроятно, умру, ничего не понявши.
Дня черезъ два затѣмъ я уже былъ въ Москвѣ, а оттуда проѣздомъ въ Степановку завернулъ къ Борисову въ Новоселки. Красивый, но съ необыкновенно большою головою маленькій Петруша Борисовъ былъ кумиромъ своего отца, и не удивительно, такъ какъ это былъ портретъ обожаемой мужемъ Нади. Когда-то едва лишь изъ пеленъ онъ былъ внесенъ матерью въ гостиную, въ которой случайно были братья Толстые, Николай и Левъ, и Тургеневъ. Ребенокъ безъ капризовъ охотно шелъ на руки къ стороннимъ и, согласно желанію Борисова, мы всѣ передержали его по очереди на рукахъ. Бѣдный ребенокъ, какъ мало пошло ему въ прокъ придуманное предзнаменованіе; но во всякомъ случаѣ это былъ мальчикъ, изъ ряду вонъ выходящій. Бѣгло читая уже семи лѣтъ, онъ скоро бросилъ дѣтскія книжки и, перечитывая Иліаду Гнѣдича, отчетливо помнилъ всѣ описанныя въ ней событія вмѣстѣ съ главнѣйшими дѣйствующими лицами. Въ настоящее время при немъ проживалъ въ качествѣ дядьки нѣмецъ Ѳедоръ Ѳедор. Ауфмань. Небольшаго роста, остроносенькій, въ аккуратно пригнанной накладкѣ, съ лицомъ, испещреннымъ веснушками, добродушный Ѳедоръ Ѳедоров. напоминалъ коростеля. Конечно, онъ не могъ привлечь къ себѣ вниманія любознательнаго мальчика съ одной стороны, а съ другой обожаніе отца лишало Ѳедора Ѳедоровича и того нравственнаго вліянія, которое его лѣта должны бы производить на ребенка.
— Знаешь ли ты, кто къ намъ пришелъ? спросилъ меня Иванъ Петровичъ: — ни за что не отгадаешь: Сергѣй Мартыновичъ. Помнишь, нашъ общій дядька, когда мы проживали у васъ въ Новоселкахъ.
— Быть не можетъ! воскликнулъ я. — Лѣтъ тридцать тому назадъ еще до отъѣзда моего въ Верро, когда ты уже былъ въ кадетскомъ корпусѣ, онъ отошелъ отъ насъ и отправился
