разговоры съ этимъ замѣчательно смѣтливымъ и талантливымъ малымъ и притомъ безусловно правдивымъ.
— Ты знаешь, сказалъ я ему, что материнскія твои Новоселки даже при наилучшемъ управленіи даютъ едва три тысячи рублей, а отцовское Фатьяново — около тысячи двухсотъ рублей. Пока мы жили въ Степановкѣ, т. е. на сто верстъ ближе, чѣмъ теперь, къ твоимъ имѣніямъ, да къ тому же я былъ опекуномъ и имѣній Оленьки, расположенныхъ въ той-же сторонѣ, надзоръ за твоими имѣніями могъ между прочимъ обходиться значительно дешевле; но теперь, когда ты и самъ-то неохотно туда ѣздишь, заочное управленіе такими незначительными имѣніями обходится несоразмѣрно дорого. Если бы ты, кончивши университетское образованіе и отбывши воинскую повинность, располагалъ надѣть высокіе сапоги и усиленнымъ трудомъ подымать благосостояніе наслѣдственныхъ гнѣздъ, то я бы ничего тебѣ не сказалъ.
— Дядичка, можно мнѣ сказать тебѣ правду?
— Должно, какъ всегда.
— Оба эти гнѣзда, какъ ты называешь, мнѣ ужасно несимпатичны; ихъ грустное, тяжелое прошлое гнететъ меня до болѣзненности; мнѣ такъ тяжело бывать тамъ.
— Если на то пошло, замѣтилъ я, то я не только понимаю твое чувство, но и раздѣляю его, и поэтому предложилъ бы тебѣ продать эти оба имѣнія, и если получить за нихъ хоть 70 тысячъ, то, такъ какъ ты готовишься къ ученому поприщу, о личномъ сельскомъ хозяйствѣ при этомъ не можетъ быть и рѣчи.
Положено было при первой возможности продать мценскія Борисовскія имѣнія.
Вынужденный пробѣжать по дѣламъ въ Москву, я не только пригналъ свою поѣздку къ 12 числу, ежемѣсячному сроку Мценскаго мироваго съѣзда, но разсчелъ время такъ, чтобы, пробывши сутки въ Ясной Полянѣ, сѣсть 11-го на почтовый поѣздъ и въ 4 часа утра прибыть во Мценскъ къ занявшему въ гостинницѣ для насъ номеръ Ивану Александровичу.
Не знаю какъ кому, но мнѣ, въ минуты большой дѣятельности и озабоченности, всегда бывало особенно отрадно находить опору въ собственной безсознательной личности. Помню,
