— На что же ей лучшаго охранителя, чѣмъ родной сынъ? сказалъ я.
— Она пишетъ, продолжалъ братъ, что сыну нельзя отлучиться въ рабочее время отъ экономіи.
— Ты самъ знаешь, замѣтилъ я, что хозяйствомъ онъ заниматься не умѣетъ и не захочетъ, a мотать деньги въ Вѣнѣ еще легче, чѣмъ въ Орлѣ.
Проходившій слуга поднялъ письмо и положилъ подъ зеркало.
„Боже! подумалъ я: какой безпощадный эгоизмъ! ну какимъ провожатымъ и охранителемъ можетъ быть больной братъ, котораго добрая судьба наконецъ принесла къ тихому пристанищу? Надолго ли — это другой вопросъ“.
Недѣли двѣ послѣ этого небольшаго происшествія прошли благополучно. Братъ, страдавшій лихорадочными припадками, совершенно оправился, и тѣмъ временемъ жена моя подсунула ему совершенное подобіе его шертинговыхъ сорочекъ, только прекраснаго полотна, и положила на кровать теплый халатъ, до котораго онъ съ недѣлю не дотрогивался. На этотъ счетъ у него были свои понятія о томъ, что онъ имѣетъ право только на удобства, личнымъ трудомъ пріобрѣтенныя.
Я забылъ сказать, что изъ Одессы онъ привезъ 45 руб., которые отдалъ мнѣ на сохраненіе, говоря, что остальныя деньги положилъ въ банкъ. Конечно, я понялъ, что банкомъ оказался его харьковскій товарищъ. Я разсказываю, а на философствую, и припоминаю, что графъ Л. Н. Толстой не разъ говорилъ о братѣ, какъ о высокомъ нравственномъ идеалѣ.
Однажды, пройдя по старой вязовой аллеѣ до калитки, выходящей на дорогу, я увидалъ въ нѣсколькихъ шагахъ подымавшуюся по пригорку во дворъ крытую извощичью линейку со станціи и подъ навѣсомъ ея одинокаго сѣдока, въ которомъ тотчасъ же узналъ своего племянника Ш—а. При отсутствіи побудительныхъ причинъ для этого юноши къ посѣщенію Воробьевки, я мгновенно догадался, что цѣлью пріѣзда былъ братъ Петруша.
— Какъ это кстати, сказалъ я племяннику, что я здѣсь
