торомъ написано это стихотвореніе, излиты чувства скорби о томъ, что керасинъ сталъ стоить 12 коп. Это побочный, но вѣрный признакъ поэта. Съ вашими стихотвореніями выписалъ я Тютчева, Баратынскаго и Толстаго. Сообществомъ съ Тютчевымъ я знаю, что вы довольны. Баратынскій тоже не осрамитъ васъ своей компаніей; Баратынскій настоящій, хотя мало красоты, изящества, но есть прекрасныя вещи.
„Я понемножку началъ писать и очень доволенъ своею судьбой.
Будучи назначенъ завѣдующимъ военно-коннымъ пунктомъ при Городищенской волости, я приказалъ привести лошадей въ Степановку, какъ къ болѣе центральному мѣсту.
Когда началась пріемка, ко мнѣ подошелъ витія и политикъ Матвѣй Васильевичъ, бывшій лѣтъ пять единственнымъ нашимъ слугою и года четыре уже превратившійся изъ прикащика въ арендатора сосѣдняго нашего хутора на рѣкѣ Неручи.
— Прикажите, прошепталъ онъ, записать отъ меня добровольной поставкою воронаго мерина.
— Матвѣй, сказалъ я, ты знаешь, что я этого воронаго купилъ 5-ти-лѣткомъ у Александра Никит. за 60 рублей; а когда онъ проработалъ у меня 4 года, я уступилъ его тебѣ за 40 рублей; вѣдь онъ у тебя, должно быть, три или четыре года работаетъ, а ты хочешь его сдать въ казну за 90 руб. Извини, я на это несогласенъ.
12 сентября во Мценскѣ, по окончаніи засѣданія съѣзда, я совершенно равнодушно смотрѣлъ изъ окна, окропляемаго мелкимъ и холоднымъ дождемъ, на пріемку офицеромъ выбранныхъ мною для сдачи лошадей. Такъ какъ любопытнаго при этомъ было мало, то, не дождавшись конца, я уѣхалъ въ гостинницу. Вечеромъ приходитъ Матвѣй.
— A вѣдь я воронаго-то сдалъ въ казну, говоритъ онъ.
— Какъ такъ? спрашиваю я.
— На все надо умѣнье! отвѣчалъ онъ не безъ надменности. — Я сунулъ военному писарю синенькую, — вороной-то и поступилъ на службу.
