— Въ такомъ случаѣ, сказалъ я, мнѣ не о чемъ болѣе просить.
Однажды, когда я вернулся домой, Василій Петровичъ встрѣтилъ меня словами: „здѣсь былъ графъ Алексѣй Константиновичъ Толстой, желающій съ тобою познакомиться. Онъ просилъ насъ послѣ завтра по утреннему поѣзду въ Саблино, гдѣ его лошади будутъ поджидать насъ, чтобы доставить въ его Пустыньку. Вотъ письмо, которое онъ тебѣ оставилъ“.
Въ назначенный день коляска по спеціальному шоссе доставила насъ изъ Саблина версты за три въ Пустыньку. Надо сознаться, что въ степной Россіи нельзя встрѣтить тѣхъ свѣтлыхъ и шумныхъ рѣчекъ, бѣгущихъ средь каменныхъ береговъ, какія всюду встрѣчаются на Ингерманландскомъ побережьи. Не стану распространяться о великолѣпной усадьбѣ Пустыньки, построенной на живописномъ правомъ берегу горной рѣчки, какъ я слышалъ, знаменитымъ Растрелли. Домъ былъ наполненъ всѣмъ, что вкусъ и роскошь могли накопить въ теченіи долгаго времени, начиная съ художественныхъ шкапофъ Буля до мелкой мебели, которую можно было принять за металлическую литую. Я не говорю о давнишнемъ знакомомъ Василіи Петровичѣ; но и меня графъ и графиня, несказанной привѣтливостью и истинно высокой простотою, сумѣли съ перваго свиданія поставить въ самыя дружескія къ себѣ отношенія. Не взирая на самое разнообразное и глубокое образованіе, въ домѣ порой проявлялась та шуточная улыбка, которая потомъ такъ симпатически выразилась въ сочиненіяхъ „Кузьмы Пруткова“. Надо сказать, что мы какъ разъ застали въ Пустынькѣ единственнаго гостя Алексѣя Михайл. Жемчужникова, главнаго вдохновителя несравненнаго поэта Пруткова. Шутки порою проявлялись не въ однихъ словахъ, но принимали болѣе осязательную, обрядную форму. Такъ гуляя съ графиней по саду, я увидалъ въ каменной нишѣ огромную, величиною съ собачку, лягушку, мастерски вылѣпленную изъ зеленой глины. На вопросъ мой — „что это такое?“ — графиня со смѣхомъ отвѣчала, что это цѣлая мистерія, созданная Алексѣемъ Михайловичемъ, который требуетъ, чтобы другіе, подобно ему, приносили цвѣтовъ въ даръ его лягушкѣ. Такъ я и по сей день не
