слѣдили за перестрѣлкой между черногорцами и турками, причемъ одна пуля попала въ стоявшую между ними березку.
Л. Толстой писалъ:
„Я уже дней пять какъ получилъ лошадь и каждый день сбираюсь и все не успѣваю написать вамъ. У насъ началась весенняя и лѣтняя жизнь, и полонъ домъ гостей и суеты. Эта лѣтняя жизнь для меня точно какъ сонъ; кое-что, кое-что остается изъ моей реальной зимней жизни, но больше какіято видѣнія то пріятныя, то непріятныя изъ какого-то безтолковаго, неруководимаго здравымъ разсудкомъ, міра. Въ числѣ этихъ видѣній былъ и вашъ прекрасный жеребецъ. Очень намъ благодаренъ за него. Куда прислать деньги? Пожалуйста оставьте мне и техъ трехъ жеребцовъ, если позволите взять ихъ въ концѣ іюля или началѣ августа. Напишите пожалуйста, какой масти тѣ два жеребца отъ Гранита, о которыхъ вы говорили, и какая ихъ крайняя цѣна? Они меня очень соблазняютъ. Я перваго іюня собираюсь ѣхать въ Хрѣновую на нѣсколько дней, а жена въ Москву. Пожалуйста напишите Петѣ Борисову, чтобы онъ пріѣхалъ къ намъ. У меня событіе, занимающее очень меня теперь, это экзамены Сережи, которые начнутся 27-го. Что за ужасное лѣто! У насъ страшно и жалко смотрѣть на лѣсъ, особенно на молодыя поросли. Все погублено. Купцы уже стали ѣздить торговать пшеницу. Видно будетъ плохой годъ. Передайте нашъ поклонъ Марье Петровнѣ.
„На ваше длинное и задушевное письмо я давно не отвѣчалъ оттого, что все былъ нездоровъ и не въ духѣ и теперь также, но пишу хотя нѣсколько строкъ. У насъ полонъ домъ народа: племянница Нагорная съ 2-мя дѣтьми, Кузминскіе съ 4-мя дѣтьми, и Соня все хвораетъ, и я въ уныніи и тупости. Одна надежда на хорошую погоду, а ея то и нѣтъ. Такъ какъ мы съ вами похожи, то вы должны знать это состояние: то
