пo тому времени была великолѣпная, тѣмъ не менѣе я долго не могъ успокоить брата.
Л. Толстой писалъ:
„Только что говорили съ женою о томъ, что соскучились безъ васъ и безъ извѣстій объ васъ, какъ получили ваше письмо и обѣщаніе побывать у насъ да еще съ Петромъ Аѳанасьевичемъ, что еще лучше. Получивъ ваше письмо, жена тотчасъ же отвѣчала вамъ въ Москву, въ домъ Боткина. А я еще прежде писалъ вамъ со вложеніемъ письмеца къ Петру Аѳан. Вообще какъ бы то ни было, мы не виноваты, а главное мы не виноваты въ томъ, чтобы не любить васъ и не цѣнить ваше участіе. У насъ съ начала зимы все были невзгоды, но теперь слава Богу началась опять наша нормальная жизнь, и потому тѣмъ болѣе будемъ рады вамъ и Петру Аѳан. Напишите, когда выслать за вами лошадей. Досвиданья!
„Благодарю васъ, дорогой Аѳанасій Аѳанасьевичъ, за хорошія о насъ рѣчи. Все веселѣе, какъ похвалятъ. У насъ слава Богу теперь повеселѣе стало, т. е. я пересталъ бояться за здоровье жены, которое очень было начало пугать меня. За кобылъ низко кланяюсь обоимъ братцамъ, въ особенности Петру Аѳан. Когда прикажете прислать за нихъ деньги? А что планъ дѣятельности по народному образованію? Какъ бы я счастливь былъ, если бы онъ состоялся, и я бы могъ быть чѣмъ нибудь полезенъ Петру Аѳанасьевичу. Былъ я въ Москвѣ, и въ тотъ вечеръ, какъ сидѣлъ у Каткова, ему пришли объявить, что братъ его вырвался изъ полицейской больницы, пришелъ въ лицей и опять стрѣлялъ и опять никого не застрѣлилъ.
На тѣхъ же основаніяхъ, какъ и въ прошломъ году, мы съ Олей послѣ Крещенія уѣхали въ Степановку, причемъ я
