Условившись съ полковникомъ К. насчетъ совмѣстнаго образа дѣйствій по притязаніямъ крестьянъ, я рѣшился вернуться домой. По пріѣздѣ въ Степановку, мы нашли письмо Тургенева отъ 26 іюля 1864 г. изъ Баденъ-Бадена:
„Любезнѣйшій Аѳ. Аѳ., я вообще часто думаю объ васъ, но въ послѣдніе два-три дня особенно часто, ибо читалъ „Изъ деревни“ въ Русскомъ Вѣстникѣ и ощущалъ при этомъ значительное удовольствіе. Правда, просто и умно разсказанная, имѣетъ особенную прелесть. Сверхъ того я вспомнилъ, что не отвѣчалъ на ваше послѣднее письмо, и вотъ я и принялся за перо.
„О себѣ не имѣю ничего сказать особеннаго, но вопреки извѣстной дипломатической фразѣ: „pas de nouvelles, — bonne nouvelle“ — подвергался нѣкоторымъ непріятностямъ: страдалъ зубами (невралгіей) жестоко въ теченіи трехъ недѣль, потомъ простудился; однако теперь поправился и ужь мысленно готовлюсь къ охотѣ, которая начинается у насъ черезъ мѣсяцъ. А вы, мой батюшка, уже колотили тетеревовъ? Я отъ Борисова узналъ, что вы съ Боткинымъ отправились на мельницу „ѣсть рыбу“. Дай Богъ вамъ хорошій аппетитъ! Поклонитесь отъ меня Василію Петровичу.
„Стихотвореніе ваше очень мило.
„Засимъ отъ души васъ обнимаю, кланяюсь усердно вашей женѣ и великому Д. Базиліо и остаюсь
Убѣдившись изъ письма Одоевскаго объ окончательномъ переходѣ мельничнаго процесса изъ московскаго сената въ Петербургъ въ консультацію, при министерствѣ учрежденную, мы рѣшили съ Василіемъ Петровичемъ спѣшить ему на помощь въ Петербургъ. Мнѣ было пріятно, что Василій Петровичъ съ такимъ же беззавѣтнымъ чувствомъ стремился въ Ясную Поляну, въ которой мы по дорогѣ провели самый пріятный день. Изъ Москвы мы поѣхали въ Петербургъ вмѣстѣ съ Василіемъ Петровичемъ, и въ вагонѣ при видѣ своего знакомаго онъ воскликнулъ:
