его Шеншина со всѣми правами, званію и роду его принадлежащими.
Это, можно сказать, совершенно семейное событіе не избѣжало однако же зоркости „Новаго Времени“, гдѣ появилось слѣдующее четверостишіе:
«Какъ съ неба свѣтъ,
Какъ снѣгъ съ вершинъ,
Исчезнулъ Фетъ
И всталъ Шеншинъ».
Покойный отецъ нашъ терпѣть не могъ писанія стиховъ, и можно бы съ великою натяжкою утверждать, что судьба въ угоду старику не допустила Шеншина до литературнаго поприща, предоставивъ послѣднее Фету.
Конечно, и братъ Петруша, и дѣти, а главнымъ образомъ Петя Борисовъ, были обрадованы Монаршею милостью, выводившею все семейство изъ какой-то завѣдомой неправды, но наибольшій восторгъ возбудило это извѣстіе въ проживавшей заграницей старшей сестрѣ моей Каролинѣ Петровнѣ Матвѣевой, урожденной Фетъ. Можно бы было, ожидать, что эта, всѣмъ сердцемъ любящая меня, сестра будетъ огорчена въ своемъ заграничномъ одиночествѣ вѣстью, разрывающею номинальную между нами связь, но вышло совершенно наоборотъ. Поздравительное письмо ея представляетъ самый пылкій диѳирамбъ великодушному Монарху, возстановившему истину. Выше, по поводу добрѣйшаго Василія Павловича, я уже говорилъ о семейной слабости къ женщинамъ всѣхъ братьевъ Матвѣевыхъ. Зять мой А. П., прекраснѣйшій и благодушнѣйшій человѣкъ, могъ въ свою очередь служить весьма яркимъ обращикомъ такой натуры. Странно сказать, что одна и та же страсть любви на долгіе годы развела дружественныхъ между собою супруговъ Матвѣевыхъ. Правда, предметы этой страсти были у обѣихъ сторонъ различны. Красавица Матвѣева не хотѣла любить никого кромѣ мужа и не могла помириться съ его безграничной любовью ко всѣмъ женщинамъ. Чтобы не возвращаться къ этимъ грустньмъ воспоминаніямъ, позволю себѣ забѣжать впередъ. Года черезъ два я получилъ изъ Кіева извѣстіе о глубокомъ горѣ, постигшемъ Матвѣева
