ствѣ бездетной старухи ожидать было трудно, и я нисколько не удивлялся, что присланныхъ мною ей въ подарокъ куропатокъ таскали по двору собаки, хотя она и усердно благодарила меня за нихъ, говоря, что онѣ такія «жжирныя» . Можно бы предположить, что вопросъ о ея самостоятельности смутно безпокоилъ ее самое, иначе съ какой бы стати ей безъ особеннаго повода было защищать свое личное управленіе имѣніемъ, повторяя: „Екатерина (старушка сама была Екатерина) всей Россіей управляла, а чтобы я не могла управиться съ моимъ имѣніемъ!“
Оставивъ Оленьку доканчивать курсъ, я, возвращаясь къ должности, успѣлъ дорогой набить штукъ 30 куропатокъ къ 22-му Іюля.
Тургеневъ писалъ отъ 21 августа 1873 года:
„Съ вашимъ письмомъ, любезнѣйшій Фетъ, случились различныя бѣды: пущенное 27-го іюля, оно достигло своей цѣли три дня тому назадъ, слѣдовательно, пребывало въ дорогѣ три недѣли слишкомъ. Спѣшу отвѣчать, чтобы опять не быть въ долгу передъ вами. Радуюсь тому, что вы, сколько могу судить, здоровы и даже охотитесь блистательно. Что касается, до меня, то я пожалуй тоже здоровъ и охочусь, но только не блистательно, а напротивъ скверно. Третьяго дня я съ плохой собакой протаскался подъ проливнымъ дождемъ по пустымъ мѣстамъ часовъ пять и убилъ одну куропатку и одного перепела. Кончено! вопервыхъ, во Франціи нѣтъ дичи, а вовторыхъ, — я слишкомъ старъ для подобной забавы. Вчера и сегодня ноги ноютъ, правое колѣно слегка припухло — basta cosi!
„То же самое восклицаніе можетъ относиться и къ литературѣ, которая становится для меня „ein fremdes Gebiet“ и даже не возбуждаетъ особеннаго интереса въ новыхъ своихъ проявленіяхъ. Je ne lis plus, je relis, и между прочимъ снова и съ немалымъ удовольствіемъ перечитываю Вергилія.
„Глубоко жалѣю о Тютчевѣ; онъ былъ славянофилъ, но не въ своихъ стихахъ; a тѣ стихи, въ которыхъ онъ былъ имъ,
