Замѣчательно, что, по почину одного изъ близкихъ сосѣдей X—а, я рѣшился пополамъ съ послѣднимъ купить землю Николая Сергѣевича Тургенева, и по этому поводу ѣздилъ въ Москву, гдѣ на словахъ сошелся по всѣмъ подробностямъ покупки. Къ назначенному дню для совершенія купчей я выѣхалъ въ Орелъ, куда пріѣхалъ въ то же время и повѣренный Тургенева. При пересмотрѣ взаимныхъ условій, онъ вдругъ ни съ того, ни съ сего заявилъ, что желаетъ, вопреки прежнему условію, не сбавляя цѣны имѣнію, оставить скотъ за собою, и когда я на это не согласился, то покупка разстроилась. Черезъ нѣсколько дней я узналъ, что мой товарищъ не стѣснился возвышеніемъ требованія и одинъ купилъ всѣ 600 десят. при селѣ „Долгомъ Колодцѣ“. Могъ ли я въ ту минуту знать, до какой степени судьба заботилась при разстройствѣ этой покупки о моей свободѣ при моемъ стремленіи ва югъ.
Л. Н. Толстой писалъ отъ 17 марта 1873 г.:
„Не сердитесь за лаконизмъ моихъ писемъ. Мнѣ всегда такъ много хочется сказать именно вамъ, что ужь ничего не говорю, кромѣ практическаго. Радуюсь тому, что вы послали пастись Ш—а племянника, но насчетъ того, что Петя считается съ вами письмами — не огорчаюсь, но огорчаюсь, что вы способны принять это слишкомъ къ сердцу и дать этому такое значеніе, какого оно не имѣетъ. Онъ въ томъ самомъ возрастѣ, въ которомъ мальчики поджигаютъ дома, а не поджигаютъ, то отпускаютъ ногти и воротнички и фразы и думаютъ, что они отъ этого лучше будутъ, что еще безсмысленнѣе поджоговъ. — Какъ мнѣ жаль, что, хотя я и умѣю наслаждаться чтеніемъ вашихъ писемъ, я не умѣю самъ писать, а вы для меня — соды — кислота: какъ только дотронусь до васъ, такъ и зашиплю, — столько хочется вамъ сказать. Работа моя не двигается; но я не очень этимъ огорчаюсь. Слава Богу, есть чѣмъ жить, разумѣется не въ смыслѣ денегъ. Передайте нашъ поклонъ Марьѣ Петровнѣ.
