„Вотъ, сказала она, я просила Алекс. Арк. назначить тебя опекуномъ къ Володѣ“. Вмѣстѣ съ этимъ она обняла меня, припадая лицомъ на правое плечо мое, на которомъ я вскорѣ услыхалъ горячую влагу слезъ.
— Любинька, отвѣчалъ я, ты напрасно такъ сильно плачешь. Я буду очень радъ, если дѣло хорошо пойдетъ и безъ моей помощи; но если послѣдняя окажется нужной, то я считаю себя не вправѣ отказываться. Я прошу у васъ извиненія, но въ настоящую минуту долженъ идти къ дамамъ, сказалъ я и пошелъ на балконъ.
Когда позвали къ обѣду, предводитель, проходя мимо меня, сказалъ вполголоса: „послѣ завтра вы получите указъ опеки, о назначеніи васъ опекуномъ къ малолѣтнему Ш—у“.
Часовъ въ 10 вечера, когда всѣ гости разъѣхались, мы за длиннымъ столомъ на террасѣ оставались еще въ семейномъ кругу, такъ какъ Володя Ш—ъ еще не уѣзжалъ, а Оля съ классной дамой еще не ушли въ свои комнаты. Все время мнѣ почему-то казалось нескромнымъ обратиться съ какимъ либо вопросомъ къ дѣвочкѣ, находящейся такъ всецѣло на рукахъ начальницы своего пансіона. Но принимая во вниманіе 13-ти лѣтній возрастъ, я на этотъ разъ рѣшился успокоить себя наиболѣе элементарнымъ вопросомъ и спросилъ: „Я тебя люблю; — которое изъ этихъ трехъ словъ глаголъ?“
Дѣвочка какъ-то порывисто сказала сначала: я, затѣмъ тебя и только наконецъ — люблю.
Надо было съ одной стороны видѣть мягкое оцѣпенѣніе на лицѣ классной дамы, какъ бы желавшей сказать: „пусть хоть разрушается небесный сводъ, а это дѣло не наше;“ — а съ другой — восторженный блескъ глазъ и всего лица Петруши. Я самъ не радъ былъ своему вопросу и, что называется, въ ротъ воды набралъ. Когда тихій ангелъ пролетѣлъ, и разговоръ оживился снова, я сказалъ: „если я за кого либо радуюсь, такъ это за тебя, Володя“.
— Почему это, дядя? сказалъ онъ.
— А потому, что съ послѣ-завтра исчезнутъ съ твоей стороны всѣ излишнія нужды. Никакого фрака и особенныхъ перчатокъ тебѣ не нужно, a поѣдешь ты одновременно съ Петей въ Катковскій лицей.
