пользуемся новой пристройкой. Еще новость, это — что я опять завелъ школу, и, жена и дѣти, мы всѣ учимъ и всѣ довольны. Я кончилъ свои азбуки, печатаю и принимаюсь за задушевное сочиненіе, котораго не только въ письмѣ, но и на словахъ едва ли разскажу, не смотря на то, что вы тотъ кому можно разсказать. Теперь пишу и вспоминаю, какъ давно мы потерялись изъ виду. Напишите пожалуйста поподробнѣе. Жена и я просимъ передать душевный привѣтъ Марьѣ Петровнѣ. Какъ ея здоровье? Прощайте.
Отъ 26 февраля 72 г. Тургеневъ писалъ изъ Парижа:
„Прежде всего, любезнѣйшій А. А., примите мое поздравленіе съ благополучнымъ исходомъ мучительной, но спасительной операціи, которой вы подверглись; я, хотя и не докторъ, давно предвидѣлъ, что вамъ ея не избѣгнуть, и очень радъ, что все хорошо сошло съ рукъ.
„При всемъ моемъ стараніи, не могу найти въ душѣ моей сильнаго сочувствія къ исчезновенію Александра Никитича; сожалѣю только о томъ, что эта смерть прибавитъ еще нѣкоторое бремя къ обузѣ, отягощающей ваши плечи. Но на то человѣкъ и существуетъ, чтобы ему съ каждымъ годомъ становилось тяжелѣ.
„Прочтя ваше изумительное изреченіе, что: „я (И. С. Т.) консерваторъ, а вы (А. А. Ф.) радикалъ“, — я воспылалъ лирическимъ паѳосомъ и грянулъ слѣдующими стихами:
«Рѣшено! Ура! Виватъ!
Я — Шешковскій, Фетъ — Маратъ!
Я — презрѣнный Волтерьянецъ…
Фетъ — возвышенный Спартанецъ!
Я — буржуй и доктринеръ…
Фетъ — ре-во-лю-ці-о-неръ!
Въ немъ вся ярость нигилиста…
И вся прелесть юмориста!»
„Только вотъ что, новѣйшій Кай Гракхъ: — вы, какъ человѣкъ впечатлительный и піитъ, слишкомъ легко поддаетесь
