ными глазами и золотыми браслетами на рукахъ. Напрасно я старался объяснить г-жѣ Эвеніусъ необходимость познакомить дѣвочку съ ея ближайшими родными по отцу и по матери, прося поэтому прислать ее, не долѣе какъ на мѣсяцъ, въ деревню. Г-жа Эвеніусъ только тогда обѣщала исполнить мою просьбу, когда я подтвердилъ ее рѣшительными требованіями опекуна. Рѣшено было, что дѣвочка пріѣдетъ съ классною дамою въ Степановку въ іюлѣ мѣсяцѣ.
Тургеневъ писалъ изъ Парижа отъ 8 января 1872 года:
„Прежде всего поздравляю васъ съ изобрѣтеніемъ зерносушилки, любезнѣйшій Аѳ. Аѳ., если она точно окажется безъ сучка и задоринки. Je ne demande pas mieux que m’ecrièr: tu as vaincu, Galiléen! Радуюсь душевно успѣхамъ Пети: все это обѣщаетъ въ будущемъ хорошіе плоды. Съ удовольстіемъ прочту ваши письма „Изъ деревни“, если они будутъ написаны „sine ira et studio“. Вы пишете, что „не шутя не знаете ни одного бѣднаго литератора“. Это происходитъ оттого, что вы ихъ вообще мало знаете. Укажу вамъ на одинъ примѣръ. Недавно А. Н. Аѳанасьевъ умеръ буквально отъ голода, а его литературные заслуги будутъ помниться тогда, когда, наши съ вашими, любезный другъ, давно уже пожрутся мракомъ забвенія. Вотъ на такіе-то случаи и полезенъ нашъ бѣдный, вами столь презираемый, фондъ. Надѣюсь, что вы весело пожили въ Москвѣ и „люблю думать“, какъ говорятъ французы, что вы не слишкомъ нанюхались Катковскаго прѣлаго духа.
„Въ концѣ февраля я въ Питерѣ, а тамъ въ Москвѣ и пожалуй въ деревнѣ. Жму вамъ руку.
Настоящія слова Тургенева вызываютъ многія замѣчанія.
1. Поступивши въ Общество Литературнаго Фонда въ качествѣ члена учредителя, я вычеркнулъ себя изъ списка не потому, что считалъ не должнымъ помогать нуждающимся литераторамъ, а только потому, что считалъ необязательнымъ слѣпо подчиняться произволу Общества, измѣнявшаго свою программу введеніемъ расходовъ, не имѣвшихся въ виду при учрежденіи Общества. Если Общество считаетъ такія
